Божественная жемчужина. Часть I. Тайна двойственности
Шрифт:
— Смотри, твоя птичка улетела.
Глава 8. Ангажемент
В саду Магуайра перед фасадом главного здания Публичной Библиотеки Лос-Анджелеса царила сумрачная тишина. Все здесь застыло, едва Диана коснулась рубина, и теперь покорно ожидало разрешения возобновиться с того самого момента, на котором остановилось. Все, кроме фигур Диониса и Дианы.
Рука ее по-прежнему лежала в его ладони, но теперь словно была дана для поцелуя; неуверенность и смятение исчезли, линии спины, шеи и положение головы соединились
— Мое имя Дионис Парва, рад вашему появлению, Маргарет. Найти вас было чрезвычайно сложно.
— Я ни от кого не пряталась, — она вздернула подбородок и посмотрела на Диониса из-под ресниц. — Беседовала со знакомым поэтом и странным образом очутилась тут. Что это за фокусы? Отвечайте, я хочу знать!
— Сожалею, что отвлек королеву от важных дел. Мне пришлось призвать вас…
— Как джина из бутылки? — она нахмурилась. — Думаете, я стану исполнять ваши желания?
— О нет, все как раз наоборот! — поспешно возразил Дионис. — Желания ваши, а заботы по их исполнению мои.
— Кто вы? — настороженно поинтересовалась она.
— Тот, кто хотел, чтоб миг ночной не уходил, и свет дневной небесную не золотил границу, — продекламировал Парва.27
— Будь эти стихи вашими, а не Пьера де Ронсара, я бы подумала, что вы поэт, которому нужна муза.
— Терзания любви мне чужды, но я ваш искренний поклонник.
— И полагаете, что это дает вам право рассуждать в моем присутствии о любви?
— Разве на это нужно просить позволения?
— Если вы удостоены чести говорить с королевой, то, несомненно, это так, — назидательно заметила она. — Или вы не верите тому, что сказали сами?
— Вовсе нет, я…
— Значит, вы назвали меня королевой из желания польстить?
— Помилуйте, разве…
— К сожалению, ощущать себя королевой и быть ею это не одно и то же, — заметила она с оттенком горечи, едва уловимой, как аромат выветрившихся духов.
— Мне жаль, что…
— Оставьте ваши жалкие попытки оправдаться, я на вас не сержусь. Почти. Или, скорее, не буду сердиться, если потрудитесь объяснить, что тут происходит?
— Вы коснулись рубина, Маргарет. Точнее, сначала не вы…
— Рубина?! — она отняла руку, но, увидев роскошные переливы, коснулась самоцвета снова и завороженно прошептала: — Ах, какой чудесный камень!
— Не более чудесный, чем вы сами. Минуту назад передо мной стояла скромница, но вы совершенно другая и…
— Застенчивость — это вуаль страха, у меня его нет, — отвлеченно сказала она, не сводя глаз с самоцвета, — и вы правы, я другая. Всегда буду другая, с кем бы вам ни вздумалось меня сравнивать. Но с чего вы взяли, что я нескромная?
— Скромность королеве не к лицу.
— Вы начинаете мне нравиться, — она неохотно отняла свою руку от кольца, приложила ее ко лбу и прикрыла глаза. — У меня слегка закружилась голова. Не подумайте, что от
— Мы около Публичной Библиотеки Лос-Анджелеса. Принцесса находилась тут на экскурсии, коснулась рубина и в некотором роде… остановила течение времени. Уверяю вас, это ненадолго.
Взор Маргарет вновь притянулся к рубину.
— Где вы взяли этот шикарный камень? Расскажите скорее, мне не терпится узнать.
— Принцесса отдала его мне. Наивная дурочка была влюблена и так безрассудна…
— Вот как? — сказала Маргарет, томно поглаживая рубин взглядом. — Напомните, когда это было?
— Сто лет назад, в Лондоне, на площади Пикадилли, у статуи Антэроса. Глупышка доверила мне камень, за который вы, не раздумывая, отдали бы свою жизнь. Дичайшая насмешка, не правда ли? Фокус в том, что на Пикадилли-сёркус ирония прямо-таки фонтанирует. В сороковых, во время второй войны, рядом с Антэросом, олицетворяющим, как полагал сам автор, зрелую и обдуманную любовь в противоположность Эросу — легкомысленному и ветреному тирану, стали собираться проститутки, — Дионис рассмеялся. — Сэр Гилберт, мм… скульптор, трижды перевернулся в фамильном склепе, когда узнал, что ступеньки около его творения облюбовали прелестные «коммандос с Пикадилли».
— Довольно ностальгии, я хочу получить камень обратно.
— Сожалею, но этикет не позволяет… — Дионис помедлил и заговорил особенно вежливо, как ловкий царедворец, которому предстоит рассказать высокопоставленной особе о неприятных подробностях: — Видите ли, сей камень — королевская реликвия, но официально вы еще не королева, есть некие досадные формальности… — он сделал небрежный жест. — Ритуал посвящения, церемония коронации, придворные дамы и все такое прочее, после чего я буду рад вернуть королеве эту каплю ее величия.
— Очаровательно, а кто эта зеленоглазая с ужасной родинкой на подбородке? — Маргарет потрогала плечо неподвижной улыбающейся Китти и прикрыла пальчиком изъян. — Она мила, приятная улыбка…
— Это подруга принцессы Европа. Как фрейлина она, пожалуй, пригодится, когда характером придется вам по нраву. Соврет, коль надо, и предаст кого угодно. Располагайте ею, если захотите, но… Есть кое-кто, и он задумал, быком огромным млея, красавицу коварно умыкнуть, когда ее на пышный луг свернуть уговорят фиалки и лилеи.
Дионис почтительно замолчал, ожидая возражений и пожеланий. Маргарет, не без удовольствия играя предложенную ей роль королевы, подвела итог:
— Вам удалось завладеть нашим вниманием, нам было приятно слышать стихи Пьера де Ронсара. Очень мило, — она тронула рукой застывшую каплю из фонтана.
Вода оказалась вязкой, как прозрачный пластилин. Маргарет удивилась, но не настолько, чтобы отвлечься от того, что намеревалась сказать; глаза ее вдруг сверкнули злобным блеском.
— Скажите, что вам нужно, или катитесь со своей Европой в ад!