Божественное дитя
Шрифт:
Однако все зависело от успеха или провала выступления, назначенного на 15 августа. Было уже слишком поздно предпринимать что бы то ни было до этого дня. Малейшая оплошность могла навлечь на них подозрения, и тогда их ожидала бы ужасная кара. Если предсказание Луи сбудется, то их унесет ураганом вместе со всеми и они очнутся в мире, где слова "наказание" и "репрессии" потеряют всякий смысл. Напротив, если предсказание окажется ложным - а Фонтан молился, чтобы так и случилось, поскольку месть для него значила больше, нежели всеобщее спасение, - им нужно будет немедленно нанести удар Ловкачу, воспользовавшись Его смятением и возможным разбродом среди Его сторонников. Итак, оставалось лишь ставить на поражение младенца.
Фонтан, ежедневно осматривавший Луи, вскоре сообщил Мадлен потрясающую новость: Маленький Хвастунишка усыхал примерно на миллиметр в сутки. Его пальцы таяли на глазах, вновь превращаясь в крохотные наросты, ногти опадали и рвались, словно бумага, члены атрофировались, зубы расшатывались, скелет все четче проступал сквозь кожу. А кожа у Него была такой черной, как если бы Он окунулся в ушат с чернилами. Он становился окаменелостью, возвращаясь к эмбриональному
Те недели, что предшествовали Событию, породили великое множество слухов. Одни уверяли, будто от паковых льдов на полюсе оторвались огромные айсберги в форме женской груди и откочевали в норвежские фиорды, где из них потоками полилось молоко, распространяя опьяняющий запах материнства. Другие рассказывали, что в западных провинциях Канады ангелы с женским бюстом и младенческими лицами усаживались за семейные столы, приложив два пальца ко рту и призывая тем самым к безмолвию. С тех пор во многих деревнях люди онемели. Ни один из этих слухов не подтвердился, и по мере приближения Великого Вечера все ощутимее ослаблялись путы, наложенные разумом, - это считалось почти нормальным, ибо компас всегда безумствует в непосредственной близости от магнитного поля. Человеческий род, можно сказать, ощущал себя на каникулах: все рабочие графики были сорваны, все проекты заморожены, и никто не рисковал строить хоть малейшие планы на будущее. Всех взбудоражила прокламация Луи. Каждый день Ему доставляли тысячи послании и телеграмм с призывом: освободите нас от каторжного ярма жизни, избавьте от труда и тягот. Сектанты и ярые приверженцы посылали Ему амулеты, заклятия, эзотерические формулы, уверяя Его, будто Он может воспользоваться их грозной силой. Шарлатаны пытались внушить легковерным, будто им удалось обогнать Его, - забравшись на возвышение посреди улицы, они с ужасными гримасами бормотали нечто нечленораздельное. Их кривлянье никого не могло обмануть, и служба безопасности Божественного Дитяти быстро разогнала их, используя дубинки и железные прутья. Казалось, никто не воспринимал конец света трагически - разве не суждено было всем возродиться в отрешенной мудрости и безмятежном спокойствии?
Луи не было никакого дела до этих пертурбаций. Он исступленно занимался, позволяя Себе лишь посмотреть по телевизору одну-две серии в день. Поскольку он очень спешил - прошу Меня простить, на следующей неделе у нас Страшный Суд!
– то читал теперь лишь краткие резюме и сокращенные компиляции. По Его заказу был сделан тезисный пересказ "Войны и мира", "Трех мушкетеров", "Братьев Карамазовых", "Доктора Живаго", "В поисках утраченного времени". Отчего Он не применил этот метод с самого начала насколько быстрее пошло бы дело! Сейчас Он прорабатывал знаменитый роман Роберта Музиля "Человек без свойств", уложенный в десять страниц, - краткое содержание, анализ основных действующих лиц, новаторская сущность произведения для своей эпохи и наиболее выразительные цитаты. Познать сердцевину, не отвлекаясь на детали, переключая первую и вторую скорость, вот к чему Он теперь стремился. Равным образом, у Него уже не было времени слушать один за другим музыкальные шедевры, и Ему передавали смесь Бетхоцарта, Телешубахмана, Монтевапьди. Как-то раз из-за ошибки программиста Он принял Золя за Диккенса - право же, какая безделица, какой пустяк!
* * *
Наконец наступил долгожданный день. Уже на рассвете на улицах крупнейших городов Европы, Америки и Азии стали собираться тысячные толпы мужчины, женщины, дети. На каждом перекрестке были установлены громадные экраны. Поскольку в северном полушарии стояло лето, многие ночевали под открытым небом, и центральные артерии столиц напоминали стойбище кочевников пустыни. Даже в Париже остановилось все движение. Кареты "скорой помощи" уже не считали нужным отвозить страдальцев в больницу - зачем лечить их за несколько часов до Уничтожения? Мадлен с сыном почивали в бронированной камере в центре громадного зала для парадных приемов. Подступы к Замку были усыпаны розами, гвоздиками, белыми лилиями, а также гвоздями, битым стеклом и противопехотными минами. Целая батарея переносных кинокамер должна была обеспечить трансляцию через все искусственные спутники Земли и телецентры крупнейших армий. Многочисленные ракеты были подготовлены к запуску, дабы передать полученный сигнал в отдаленные сферы. По соглашению с Луи было решено сократить до минимума сценические эффекты: будет звучать тихая мелодия "Реквиема" Брамса, а сумеречное освещение на черном фоне создаст необходимый настрой неизбежного конца. Проницательный Негодник привел Себя в порядок для Страшного Суда: Он долго вычесывал хохолок (по правде говоря, состоявший из одного волоска - жесткого, как стальная нить), вымылся с ног до головы, начистил последний отросток мозгового вещества, не превышавший размерами козлиные рожки, - жалкий остаток былого цветения, - сменил набедренную повязку на пестрые бермуды и, усевшись по-турецки, застыл в ожидании.
Заводы, конторы, школы закрылись, тогда как ворота больниц, зоопарков и казарм распахнулись. К чему сохранять подобие порядка, если всем рабочим и солдатам, преступникам и безумцам - предстояло пережить искупление ценой единственной фразы? Некоторые торговцы, лишившись рассудка, предлагали даром норковые манто, драгоценности, роскошные часы но ни одна рука не потянулась за ними. Банкиры с радостью
В патетическом грохоте барабанов на всех экранах планеты в ранний послеполуденный час появился Младенец-Самородок. Повсюду, с севера на юг, с востока на запад, прокатился единый крик ужаса и отвращения. Дети с воплем устремились в объятия матерей. Конечно, и прежде ходили слухи, что Спасителю Нашему далеко до Адониса, однако никто - поскольку это было Его первое появление на публике - не знал, что Он так отталкивающе уродлив. Дамьен, потрясенный этим зрелищем, пожалел, что для прикрытия Божественного Дитяти не использовали дымовую завесу, как предлагали некоторые из приверженцев. Он был настолько омерзителен, что при одном взгляде на Него охватывал страх подцепить это безобразие, заразиться им, как дурной болезнью. Луи стал еще гаже с тех пор, как Люсия увидела Его на фотографии в материнской спальне. Сидевшая на голове корона из кремниевых пластинок походила на настоящий терновый венец, а вокруг крючков застыли крупные капли засохшей крови. Его мордочка младенца-старикашки, сморщенная и беззубая, источала потоки из всех отверстий: глаза у Него слезились, из носа текло, изо рта лилась слюна. Из черепа Его исходило какое-то скрежетанье, как если бы пытался заработать проржавевший часовой механизм. Возле крохотной мозговой опухоли на темени, ставшем плоским, словно вертолетная посадочная площадка, был установлен маяк, мигавший красными и синими бликами. Скрюченный малыш напоминал доисторическое существо, увешанное современными бирюльками, - и это сочетание внушало неизъяснимый трепет.
Зрители зажмурились от омерзения, однако им пришлось вновь обратить взор к экранам - хотели они того или нет, именно эта гнусная маска должна была изречь Истину. Суеверные люди тут же обнаружили в Луи отталкивающие добродетели чеснока, который, как известно, отгоняет вампиров. Младенец начал концентрироваться. На Его лбу проступили крупные капли пота; испарение за ними не поспевало, а потому Он вскоре весь покрылся липкой, словно у земноводных, пленкой. Маяк Его вращался все быстрее. Было два часа пополудни, стояла невыносимая жара, все живое стремилось укрыться в тени. Жарко было даже обитателям Берингова пролива, даже эскимосам на полярной верхушке мира - ибо они тоже отождествляли себя с Мерзкой Личинкой. Было странно сознавать, что через несколько минут понятия холода и зноя, голода и жажды потеряют всякий смысл. Во вселенной, которая заменит нынешнюю, температурных перепадов уже не будет, достаток станет общим уделом, в мире навсегда воцарятся сытость и довольство. В момент прощания со своей тленной оболочкой смертные испытывали к ней необычайную нежность, иллюзорные чувственные ощущения казались им особенно приятными. Самые слабодушные плакали и обнимались, прощаясь друг с другом.
Луи, вызвавший поначалу отвращение, постепенно пробудил к Себе жалость. Все было прощено Мальчонке - ведь это из-за нас он превратился в урода, Он несет на лице стигматы наших заблуждений. Губы у Него приоткрылись, Он всхлипнул, сморщился, несколько раз чихнул. В довершение всего у Него был насморк! Ах, бедняжка! Все мамаши в едином порыве вытащили из карманов платки, чтобы вытереть Ему нос. На востоке уже темнело, тогда как на западе занималась заря. Но для соотечественников Луи наступили сумерки - было ясно, что Истина грядет с прохладой уходящего дня. Теперь к Пацану-Мученику обращали слова утешения и поддержки, выкрикивали Его имя, взывали к Нему, умоляя покончить со старым миром, - и чувства всех людей слились и растворились в этом коллективном напряжении. Было что-то грандиозное в стремлении тщедушного монстра к Абсолюту. Сомневаться уже не приходилось - человечество было на пороге нового времени.
Наконец, то и дело оглаживая Свою церебральную свечку, как если бы от этого зависела стимуляция нервных окончаний, Мерзкий Засранец невнятно забормотал. Все вздрогнули, затаив дыхание. У Него застучали зубы, рот округлился, и наружу выполз обложенный язык. В глазах, устремленных в пустоту, вспыхнуло зловещее пламя, а крохотный хохолок на голове, побагровевший от непрестанного почесыванья, поднялся, словно огненный факел. Вокруг Него образовалось какое-то свечение, лучезарная аура. Он пустил пузыри, и слюна полилась сильнее - если бы Он догадался вытереть рот, тысячелетнее царство уже наступило бы! Лицо Его исказилось от нервного тика, прострелившего всю левую сторону. Казалось, будто Он шепотом разговаривает Сам с Собой, будто некая высшая сила, овладев полостью Его рта, диктует Ему невнятные слова. Пот струился с Него ручьями, разжижая даже сгустки крови вокруг тернового венца, который постепенно оседал глубже. Его пальцы без ногтей, похожие на культяшки прокаженного, скрючились, вознеслись к лицу, затем снова опустились. Новое урчание сорвалось с Его губ - это были хрипы, стоны, и люди тщетно напрягали слух, пытаясь разобрать хоть что-то членораздельное. У Него началась икота, Он срыгнул - Истина была совсем близко, она рвалась из Его нутра, гоня перед собой воздух. Эта отрыжка никого не шокировала, а лишь увеличила напряжение. Внезапно во взоре малыша выразилось невероятное отчаяние. Зрачки у Него стали стремительно вращаться. Он закатил глаза. Вот оно! Он знает, Он сейчас скажет. Пять миллиардов человек в едином порыве легли на землю ровными рядами - через секунду они испытают преображение.