Божественное вмешательство
Шрифт:
Септимус пригласил бенефициария — толстенького коротышку Клеона — выпить вина. Тот принял приглашение и, когда контубернии расселись на обочине перекусить, присоединился к Септимусу и его друзьям.
Клеон пил вино, почти не разбавляя водой. Септимус решил, что для того, кто принимает работу, жалеть вина не стоит, и охотно подливал. Захмелевшего чиновника потянуло поговорить. Размахивая руками, чтобы привлечь внимание центуриона, он, пытаясь говорить как можно тише, на самом деле почти прокричал:
— А знаете, что сейчас происходит в Этрурии? —
Друзья дружно закивали. Септимус подлил бенефециарию в кубок еще вина. Клеон тут же опустошил его.
— Что дальше-то было, Клеон? — спросил Руфус.
— Ну, так вот. Зятек сенатора Спуринны будто убил его, а сам сбежал. Но кое-кто в сенате подозревают в двойном убийстве консула Прастину. Ну, скажите мне — оно нам надо, когда проклятые сабины вот-вот вторгнутся в Этрурию? — друзья слушали, затаив дыхание. — С другой стороны, если Алексиус Спуринна сбежал, то почему Спуриния — дочь сенатора, разодрав лицо до крови, ходит по форуму, проклиная консула?
— Да она же ведьма! — воскликнули в один голос эквы, Мамерк и Нуберий.
— Цыц, я сказал! — совсем, как трезвый, приказал Клеон. — Не одни вы такие умные. Но ведь война неизбежна. Что скажешь, центурион?
Септимус ничего не успел ответить бенефициарию. Само проведение вмешалось: поднимая облака пыли, мимо пронесся всадник. Он кричал: "Сабины!"
Друзья из контуберния и толстяк Клеон услышали эту весть трижды, пока всадник не скрылся из виду.
— Запрещаю передвигаться по новой дороге верхом! — прокричал бенефициарий и завалился на спину.
— Клеон от страха обеспамятовал, — предположил Руфус.
— На телегу его, манипуле строится, — Септимус понял, что на этот раз боги на его стороне. "Война — это лучше, чем расследование гибели старшего центуриона Мариуса Кезона", — так он тогда думал.
Глава 14
В чистом небе без единого облачка солнце стояло высоко, и хоть роса на траве еще приятно холодила ноги, доспехи уже разогрелись. Септимус изнывал от жары и мечтал избавиться хотя бы от шлема.
Второй легион с ночи стоял на вершине пологого холма, сверху донизу покрытого маленькими желтыми цветами и чахлой травой. Под утро замерзшие, сейчас солдаты с грустью поглядывали на долину у реки. Слабый ветерок оттуда приносил свежесть. А младший центурион двенадцатой манипулы мечтал оказаться в сырой дубовой роще, где на мягком ковре из моха он смог бы отоспаться вдоволь.
— Хорошо сейчас первому. В лесу прохладно, — словно угадав мысли друга, мечтательно произнес Руфус.
— Хорошо. А еще им реку переходить. Я бы сейчас окунулся, — ответил Септимус.
— Как думаешь, нам сражаться придется с сабинянами или фалангой самнитов?
— Смотри! — Септимус указал
Всадников заметили не только друзья. Завыла буцина, манипулы легиона начали перестраиваться: гастаты выдвинулись вперед и приготовили хасты, воткнув их в землю перед собой. Септимус положил руку на плече Руфусу.
— Всадники на холм не пойдут, вот увидишь! Скоро подойдет фаланга самнитов. Командуй второй центурией. Нам всего-то нужно удержать этот холм. Первый легион переправится через Тибр и ударит в спину самнитам. Построимся, как учил Алексиус, в каре и будем держаться.
— Я понял тебя Септимус, но за такое самоуправство трибун Тулий может и наказать.
— Посмотри вперед, — всадники-сабины остановились у подножия холма, заняв долину вплоть до реки. — Их очень много, они обойдут холм и не дадут никому уйти. Холм же слишком пологий, фаланга самнитов ни за что не разорвет строй. Нам с этого холма только вперед и можно, пробив брешь в фаланге. Если отступим, то Этрурию больше не увидим.
— Так будем бить фалангу клином?
— Только так, Руфус. Если удастся разорвать их строй, иди на сближение со мной.
— Я понял, командир.
Руфус на счастье погладил гребешок на шлеме Септимуса и побежал на левый фланг манипулы, выкрикивая: "Вторая центурия! Всем слушать меня!"
Септимус проводил взглядом друга и громко крикнул: "Центурия! Каре!" Каждый в центурии уже знал свое место. Солдаты бежали к центуриону и становились, как на учениях перед меркурием.
Обе центурии ощетинились хастами и пила. Центурионы второй и десятой манипул, чьи солдаты стояли в три линии, поражаясь происходящему, поглядывали на построение двенадцатой.
Рядом с Септимусом стали верные друзья из контуберния. Нумерий, чтобы избавиться от волнения воскликнул: "Какого демона им нужно?!"
— Ты тогда еще не родился, — начал отвечать Мариус Мастама — сын сенатора, — никто из нас еще не родился. То было во времена Ромула. У римлян было много мужчин и мало женщин. Вот и решили они похитить женщин у сабинян. Решили и сделали. А когда сабиняне пришли за своими женщинами, началась кровавая битва. И вышли к сражающимся сабинянки с младенцами на руках, и с тех пор римляне и сабиняне жили как один народ. И бились вместе против царей Этрурии.
— И что с того? Рим-то сейчас в руинах, — возразил Нумерий.
— Сабиняне в прошлом году присылали послов в Этрурию. Просили они разрешения у сената на восстановление города. Но наши отцы еще помнят, сколь силен был Рим, поэтому и отказали.
— А-а-а, — так выразил свое отношение к услышанному Нумерий.
Всадники-сабины пришли в движение. Конная лава разделилась на два рукава. Они скакали, потрясая дротиками, огибая холм.
Вдали засверкали, отражая солнечные лучи, шлемы и щиты фаланги самнитов. Кое-кто из солдат первого легиона Этрурии бросил легкие пила, рассчитывая сразить кого-нибудь из скачущих сабинян.