Божественные маскарады - 2

Фирсанова Юлия Алексеевна

Нрэн завороженно следил, как шарики градом сыплются в густой ворс ковра, разлетаясь по всей комнате, а часть беззвучно падает на кровать и в глубокий вырез платья.

– Я помогу собрать, – великодушно предложил воитель, желая еще чуточку продлить дивный вечер в обществе кузины, чувствовать, что он ей нужен и что она нуждается в его защите. Впервые за многие годы ему не нужно было мучительно искать тему для разговора, напряженно думать о том, что сказать Элии, и опасаться ее остроумных насмешек над его неловкостью и глупостью.

Отстегнув ножны с мечом, Нрэн положил их на кресло. Опустившись на колени, великий воитель

принялся ползать по полу, собирая жемчужины. Элия, проявляя солидарность, тут же принялась ползать рядом. Ничто так не сближает и не раскрепощает людей, да и богов, как совместная работа, особенно такая интимная, как совместный сбор жемчуга ночью на мягком ковре в спальне.

Вскоре принц Нрэн не столько ползал по полу, старательно собирая гладкие маленькие шарики, еще хранящие тепло тела принцессы, сколько заглядывался на само тело, ползающее рядом и периодически касающееся его своими соблазнительными округлостями. Почему-то особенно часто на глаза принцу попадались соблазнительные полушария в обрамлении черного декольте, в глубинах которого тоже исчезло несколько жемчужин.

– Ой, как щекотно, – коснувшись выреза платья, призналась принцесса с тихим смешком, когда решила, что жертва дозрела до нужной кондиции. – Наверное, мне туда тоже попала парочка.

– Да, – выдохнул Нрэн, сжав собранный в кулаке жемчуг с такой силой, как будто хотел получить перламутровую пудру. – Я видел.

– Надо вытащить, – решила Элия и начала распускать шнуровку впереди.

Принц, не отрываясь, следил за этим безумно волнующим процессом. И чувствовал, как усиливается ощущение нереальности происходящего.

«Я сплю, – изо всех сил подумал Нрэн, – и не желаю просыпаться».

– Помоги, – попросила богиня, приблизившись к сидящему на ковре воителю почти вплотную.

Руки в перчатках латных мозолей несмело потянулись к предмету безумных желаний, коснулись теплой, нежной, как лепесток цветка, кожи, пахнущей розами и свежестью. Элия отдала мысленный приказ звездному набору, и диадема, удерживающая прическу, исчезла. Принцесса тряхнула головой, густые волосы, вырвавшись на свободу, коснулись щек и шеи принца дурманящей волной. Губы Элии, мягкие и зовущие, оказались совсем рядом с губами Нрэна, а руки обвились, словно лозы, вокруг его шеи.

Пальчики скользнули по плечам бога вниз и принялись ловко расстегивать пуговицы камзола, в то время пока сам принц завершал героическое сражение со шнуровкой платья богини. И руки мужчины, которые вечно путались в крючках и застежках дамских нарядов, на диво сноровисто справлялись со своей задачей. Все расстегивалось и развязывалось словно само, стоило только прикоснуться.

(Звездный набор Межуровнья трудился изо всех сил, выполняя пожелание хозяйки, дабы великий воитель, столкнувшись с трудностями, не пришел в себя слишком рано и не дал деру.) Впрочем, Нрэн, добровольно сдавшийся в желанный плен объятий принцессы, и не думал об отступлении, он вообще больше ни о чем не думал. Уйти от этих сладких губ, рук, ласкающих его тело, стало невозможно.

От последних одежд боги избавлялись уже на огромном ложе. Исполнивший свою роль и более не нужный жемчуг вновь рассыпался по всему ковру мелким градом. Нрэн забыл обо всем, утопая в ощущении запредельного блаженства, которым одарила его богиня любви, та, которую он желал больше всех женщин Вселенных. Невозможное в один миг стало возможным,

самые безумные ночные грезы обрели плоть и кровь, обернувшись нереальной в своей беспредельной чувственности реальностью. Не нужно было больше закрывать глаза и, обманывая самого себя, представлять ее на своем ложе вместо случайной подружки для удовлетворения потребностей плоти. Дивное тело Элии было в его объятиях, с готовностью откликалось на его жаркие ласки; содрогаясь в экстазе, принц хрипло повторял ее имя, и принцесса в момент наивысшего наслаждения, как мечталось ему, тоже кричала его имя.

У него были прежде тысячи женщин, но никогда в его душе не творилось такого, никогда ласки не повергали его в столь глубокую бездну восторга, никогда он даже не мог вообразить, что будет испытывать такое запредельное, невозможное блаженство. Силы богини любви и бога войны сплетались воедино, увеличивая восторг слияния мужчины и женщины, увлекая их в новые пучины сладострастия.

А Элия стремилась к тому, чтобы упрямый и недоступный принц навсегда запомнил эту ночь, а запомнив, с ненасытной страстью возжаждал ее повторения. Принцесса желала, чтобы Нрэн никогда больше не смог обойтись одними мечтами, чтобы потребность быть с ней сделалась для него такой же необходимостью, как потребность дышать или воевать, чтобы любая другая девица показалась фальшивой куклой, подделкой по сравнению с богиней любви, воплощением его потаенных желаний.

Шторы, предусмотрительно опущенные принцессой задолго до завлечения кузена в засаду, продлили ночное безумство и тогда, когда во всем Лоуленде наступило утро, а потом день…

Элия наслаждалась не только жаркими ласками Нрэна, но и сознанием того, что она наконец победила в сражении с загадочными представлениями упрямого кузена о долге и божественной морали.

«О, Элия, Элия, Элия, я люблю тебя, люблю!» – прекрасной музыкой звучали в ушах принцессы крики великого воителя, самой любимой мелодией из всех, существующих в мирах.

Глава 13

Суд(ь)боносный день

Джилл, милая, прости, что я наставил на тебя пистолет и обещал выбить тебе мозги.

к/ф «Десять ярдов» (The Whole Ten Yards)

Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!

к/ф «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика»

Было часов десять утра, когда принц Джей ощутил свой переход из мира сновидений в реальность Лоуленда. Тогда же он понял, что сильнейший запах флоксов, буквально бьющий в нос, является одним из атрибутов действительности, а не продолжением кошмара, в котором он тщетно пытался найти дорогу из зарослей этих растений. Открыв глаза, бог обнаружил над собой высокий потолок спальни Рика.

Почему-то было очень тяжело думать. С трудом ворочая мозгами, принц опустил веки и попытался восстановить цепь событий, приведших его в покои брата. Логика подсказывала, что они, должно быть, крупно нажрались вчера с рыжим, отмечая победу на турнире. Потом? Потом, наверное, подцепили девочек посимпатичнее и двинули сюда. Может, какая из крошек и пролила в спальне свои духи. Но ничего такого принцу, как ни напрягал он извилины, почему-то не вспоминалось. Зато вспоминались обида на Элию, отказавшуюся с ним танцевать, лютая злоба на Данарис и жажда мести.