Шрифт:
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Роман Puha ja oudne lohn, также известный как Sacred and Terrible Air — книга, на основе которой позднее была создана игра Disco Elysium. Он был задуман как пролог к циклу романов и опубликован задолго до выхода Disco Elysium, поэтому мир, показанный в нем, местами отличается от того, что можно видеть в игре. Было бы правильным читать эту книгу как самостоятельный текст, а не дополнительные материалы к игре. Поэтому некоторые названия и термины было решено не приводить в соответствие с русской локализацией Disco Elysium. Фрагменты на иностранных языках даны непереведенными,
Кроме оригинальной книги, сюда включены неизданный эпилог и некоторые другие тексты, действие которых происходит в мире Элизиума.
Внимание! Этот проект, включая распознавание отсканированной копии книги, — работа одного человека, который не знает ни слова на эстонском. Перевод сделан с помощью программ машинного перевода, онлайн-словарей и поиска в Google. Переводчик взялся за него по большой любви и изо всех сил старался сделать читабельным, но не особенно уверен в результате и от души советует прочесть официальный перевод, когда он все-таки выйдет. Как всё начиналось, можно взглянуть в ветке Disco Elysium на форуме holywarsoo.net. Окончательная версия сверена по переводам на английский язык: профессиональному (неофициальному) oт Truri and The Translation Team и фанатскому от Group Ibex. Если хочется прочесть книгу на английском — рекомендую фанатский перевод: он объективно лучше профессионального. Также хочу сказать огромное спасибо Group Ibex за любезно предоставленную языковую корректуру, а котику с книжного сервера — за вычитку. Ребята, вы космос!
Перевод время от времени дополняется и исправляется. Проверить его актуальность и скачать свежую версию можно по прямой ссылке на Google диск или в группе Sacred and Terrible Air ВКонтакте.
Приятного чтения!
1. ШАРЛОТТЕШЕЛЬ
Этот курортный район в окрестностях Ваасы поглотил четырех девочек — сестер Лунд. Вместе с их тонкими косточками и загорелой кожей канула в небытие целая эпоха. Шесть километров извилистой береговой линии, популярный в пятидесятые пляж; ряды кабинок для переодевания, ветер шумит в тростнике. Вот они — времена, о которых рыдают консерваторы. Времена, когда родители могли отправить детей на пляж без присмотра, с двумя реалами в кармане шорт — на проезд и мороженое. Отцы и матери озабоченно качали головами и скрывали от детей новости из Мессины, Граада, Готвальда, где, казалось, каждую неделю находили в печах остатки маленьких скелетов. Там каждую неделю чья-то дочь выбиралась из подвала, где ее держали тридцать лет, и звала на помощь.
Там — но не здесь.
Здесь — социал-демократия. Нежные персиковые цветы социал-демократии, ее заботливые социальные программы, ее прогрессивный подход исцелят даже самую искалеченную душу. В этом заповедном краю никого не посетит странная техническая идея оборудовать в подвале секретную комнату — с вентиляцией, наружные отверстия которой замаскированы садовыми фигурками в виде ветряных мельниц. Все эти мрачные фантазии разгоряченного ума остывают и растворяются в прохладном тумане; дыхание далеких голубых ледников замораживает эти болезненные мысли в головах. Вааса. Вот где вы хотели бы жить.
Но вот однажды, утром вторника, когда по голубому небу плывут белые облака, четыре сестры Лунд — Шарлотта (14 лет), Молин (13 лет), Анни-Элин (12 лет) и Май (5 лет) — отправляются на пляж. С собой они берут два реала наличными, четыре купальных костюма, еду и напитки и два больших полотенца в двух пляжных сумках. В 9:30 они садятся на конку в Ловисе, пригороде Ваасы. Водитель конки хорошо их помнит. Сегодня, двадцать лет спустя — знаменательный день для Роланда, живущего в доме престарелых, потому что он наконец-то может об этом рассказать: «Самая старшая купила билеты на всех. До Шарлоттешеля. Сорок сентимов. По десять за билет. Если бы они проехали на остановку дальше, билет уже стоил бы двадцать сентимов. Это я помню очень хорошо. Там начинаются
В 10:25 девочки сходят с конки в Шарлоттешеле. Каждая по очереди благодарит водителя — вот как хорошо они воспитаны. В это утро на пляже жарко, а народу немного.
Там девочек встречает мороженщица Агнета. Двадцать лет назад Агнета еще училась в колледже и летом подрабатывала, продавая мороженое. Молин и Анни-Элин покупают четыре порции: два ванильных, одно с лаймом и одно шоколадное. Остальных девочек из магазина не видно. Шторы на окнах опущены, открыто только окно рядом с прилавком, где витрина. С утра в будний день посетителей мало, юная Агнета знает девочек и помнит их предпочтения. В этот день мятного — любимого мороженого Молин — нет в продаже, поэтому возникает небольшая заминка. Кроме мороженого девочки, против обыкновения, покупают три жареных пирожка с мясом. Итого на один реал пятьдесят сентимов. Девочки выходят из магазина, и в открытое окно рядом с прилавком Агнета замечает рядом с ними какого-то мужчину. Про Мужчину Агнета ничего не помнит. Ни возраста, ни роста, ни как он был одет; ни того, был ли он один и — как позднее начала задумываться Агнета — был ли он там вообще.
Это последний раз, когда кто-то видит девочек.
Четыре дочери Анн-Маргрет Лунд, за два дня до того занявшей пост министра образования, и бумагопромышленника Карла Лунда исчезают без следа. Освещение этого дела в прессе превращается в многолетний роман. Каждая мелочь подробно описывается на страницах газет, и история о сестрах Лунд глубоко врезается в память нации. Их исчезновение становится одним из самых громких нераскрытых дел в реаловой зоне.
Около 12:40, за пять часов двадцать минут до шести вечера, когда девочки должны вернуться домой в Ловису, и примерно за тридцать минут до покупки мороженого, трое мальчиков сидят в гостиной. Пробивающееся сквозь жалюзи солнце чертит на стенах комнаты золотые полосы; мальчики — одноклассники двух из сестер. Рослый веснушчатый парень держит возле уха телефонную трубку.
— Да звони ты уже, наконец, — торопит белокурый мальчик, выглядывая из-за его спины.
— Как-то некрасиво — звонить на три часа раньше, чем договаривались, — сомневается веснушчатый.
Толстый иммигрант из Ильмараа тянет его за рукав:
— Давай, Тереш, позвони. Тут что-то не так!
— Знаю, знаю, — говорит Тереш, и стальной диск телефона звякает под его пальцем.
Приближается оглушительный гул времени, самый ужасный звук в мире. Сквозь окно в золотую комнату льется не свет, а непроницаемая серая мгла. Все расстояния в ней непреодолимы, и вместо пространства все предметы разделяет horror vacui.
2. ВСТРЕЧА ОДНОКЛАССНИКОВ
Инаят Хан наливает себе морса. Немного розовой жидкости капает с подбородка на галстук. Костюм сидит плохо, пуговицы вот-вот оторвутся. Он выглядит как идиот.
«Толстый идиот в голубеньком галстуке, — думает он. — Не надо было вообще приходить».
— Сходи, хоть друзей повидаешь! С кем ты там дружил? Этот, фон Ферсен, был хороший мальчик. И…
— Он мне не друг, он психотеррорист. Я его терпеть не мог, подлого выскочку!
— …из него вышел очень уважаемый человек…
— Карьерист и скользкий тип — вот кто из него вышел, да еще и расист к тому же. Я помню, как он меня обзывал — мам, сказать тебе, как он меня звал?
— …и Тереш, и Йеспер! Да, Йеспер теперь тоже знаменитость…
— «Дерьмо верблюжье». Мама, он называл меня верблюжьим дерьмом.
Хан смотрит, как магнитная лента скользит по считывателю. Катушки гипнотически вращаются внутри аппарата, магнитное поле становится музыкой, медленной песней — и на мгновение ему кажется, что он снова видит пятна света, плывущие по полу и стенам актового зала. Как звезды в небе или рой медуз глубоко под водой. Звезды скользят по белому платью Молин Лунд, ладонь Хана у нее на талии влажная от волнения. Что сказать? Время останавливается, музыка замолкает, и темно-зеленые глаза Молин Лунд отражаются в толстых стеклах очков Хана.