Божество реки
Шрифт:
Жеребец снова издал тот же трепещущий звук, его дыхание согревало мою кожу. Потом ноги подогнулись, и он тяжело упал на землю, судорожно пытаясь наполнить воздухом пробитые стрелой легкие. Розовые пузырьки лопались в ране у него на спине. Я присел рядом с ним, поднял голову, положил ее себе на колени и держал так до тех пор, пока он не умер. Потом поднялся и вернулся туда, где пристала к берегу «Дыхание Гора».
Я не видел, куда шел, горячие слезы ослепляли меня. Опять и опять я проклинал себя за то, что был таким мягкосердечным и сентиментальным дураком, но это не помогало. Я никогда не мог пройти мимо
— Проклятие, Таита! Где ты пропадаешь? — обрушился на меня Тан, когда я взобрался на борт ладьи. — Идет бой, войско не может ждать, пока ты там мечтаешь!
И все-таки он не бросил меня на берегу!
ТАН даже не стал слушать, когда я попросил дать людей, чтобы отправиться в пустыню за табуном сбежавших лошадей. И сразу оборвал меня:
— Я не желаю иметь дело с этими грязными, погаными тварями! Мне жаль только, что воины позволили им бежать и не перебили всех до одного. Пусть львы и шакалы исправят их ошибку! — Я понял, что он ненавидит лошадей так же, как и последний невежественнейший мужик его отряда.
— Ты ли стоял рядом со мной на равнине Абнуба? — Обычно я не вступаю в громкий спор на людях, но его упрямство разозлило меня. — Или это был какой-то тупоголовый дурак? Разве ты не видел, как будущее несется на тебя под грохот копыт и колес и рубит на части твоих воинов? Неужели ты не знаешь, что без колесниц и лошадей и тебя, и Египет ожидает гибель?
Наша дружеская перепалка проходила на кормовой надстройке «Дыхания Гора». Подчиненные Тана замерли, онемев, когда услышали, как раб называет Великого Льва Египта и командующего всеми войсками тупоголовым дураком. Однако я уже не мог сдержаться.
— Боги принесли тебе удивительный дар! Три сотни лошадей были у тебя в руках! Я построю тебе колесницы. Неужели ты настолько слеп, что не понимаешь этого?
— У меня есть корабли! — заорал в ответ Тан. — Мне не нужны эти отвратительные каннибалы. От них воротит всех приличных людей и добрых богов! Это существа Сета и Сутеха, я не желаю иметь с ними дела.
Я слишком поздно понял, что поставил Тана в такое положение, когда тот уже не мог уступить. Он был умным и рассудительным человеком до тех пор, пока не задета его гордость. Я понизил тон и заставил свой голос звучать медоточиво.
— Тан, выслушай меня, пожалуйста. Я держал на руках голову одного из этих животных. Они сильные, но поразительно нежные. В их глазах светится ум верного пса. Они не едят мяса…
— Откуда ты это знаешь? — насмешливо спросил он, скрывая оскорбленную гордость.
— По зубам. У них нет клыков и когтей хищников. Среди копытных только свиньи едят мясо, а это не свиньи. — Я увидел, что Тан колеблется, и продолжил:
— Если тебе этого недостаточно, посмотри на припасы, которые гиксосы переправили через реку. Разве нужна такая гора сена, чтобы кормить стадо человекоядных тварей?
— Мясо они едят или сено, я с тобой спорить не буду. Ты слышал мое решение. Пусть эти проклятые лошади погибнут в пустыне. Таково мое последнее слово.
Он гулко зашагал прочь, а я пробормотал себе под нос:
— Последнее слово? Посмотрим.
Как правило, я могу добиться своего от моей госпожи, а ее слово в Египте теперь было последним. Я отправился
Без ведома командующего всеми войсками и возлюбленного царицы я показал ей маленькую модель колесницы с вырезанными из дерева миниатюрными лошадьми, которых я специально сделал для нее. Царица Лостра была очарована. Конечно же, она не видела, как отряды колесниц на полном галопе несутся на египетские войска, и они не успели пробудить в ее сердце ненависть, как у большинства воинов. Когда я сумел увлечь ее, стал описывать смерть жеребца в таких душераздирающих подробностях, что мы оба разрыдались. Она не может устоять перед моими слезами — впрочем, как и я перед ее.
— Ты должен немедленно отправиться в пустыню и спасти этих чудесных животных. Когда ты найдешь их, я приказываю тебе снарядить отряд колесниц для моих войск!
Если бы Тану удалось опередить меня, царица вряд ли отдала бы такой приказ, и история нашего мира была бы иной. Теперь Тан так разозлился на меня за мой обманный ход, что мы чуть было не рассорились с ним. Никогда еще мы не были так близки к разрыву.
По счастью, царица Лостра приказала мне как можно скорее высадиться на берег и отправиться за лошадьми, поэтому я смог избежать его гнева. У меня оставалось лишь несколько часов на сборы. Помощника себе я получил там, где никак не ожидал найти.
Мне никогда не нравился Гун, сорокопут, захваченный в Галлале. Теперь он командовал одной из ладей, но Тан сжег ее в Абнубе. Гуи стал кормчим без ладьи и, естественно, искал повода отличиться. Он нашел меня, как только слух о моем поручении распространился по флоту.
— Что ты знаешь о лошадях? Его вопрос застал меня врасплох.
— Ну, наверное, поменьше твоего? — насторожился я.
— Когда-то я был сайсом, — похвалился Гуи в своей обычной очаровательной манере.
— А это кто такой?
— Конюх, тот, кто заботится о лошадях. Я в изумлении уставился на него.
— А где ты видел лошадей до кровавого побоища при Абнубе?
— Когда я был еще младенцем, моих родителей убили, а меня захватило в плен племя варваров, которое кочевало по равнинам Востока в одном годе пути от реки Евфрат. Мои хозяева были всадниками, и еще ребенком я проводил весь день с этими животными. Кобылье молоко стало моей пищей, а ночью я спал под животами лошадей, так как рабов в шатры племени не пускали. Я сбежал из рабства верхом на любимом жеребце. Он унес меня далеко от моих бывших хозяев, но умер задолго до того, как мы достигли Евфрата.
Так Гуи оказался со мной, когда ладья высадила на берег меня и отряд моих помощников. Их набралось всего шестнадцать человек. Люди с большой неохотой пошли за лошадьми, и все они оказались отбросами войска. Тан позаботился о том, чтобы никто из лучших воинов не отправился со мной. Он не мог отменить приказ правительницы Египта, но сделал все возможное, чтобы затруднить его выполнение.
По предложению Гуи я снабдил своих людей легкими веревками и сумками с молотым зерном. Все они, за исключением Гуи и меня, были напуганы до смерти одной только мыслью о том, что им придется подойти к лошади. Когда я проснулся следующим утром, никого из этих храбрецов с нами не было и никто из них больше не попадался мне на глаза.