Божество смерти
Шрифт:
Студент технического колледжа из Айовы более всех был уверен в полнейшей бессмысленности их намерении. Молоденький индеец с равнин, он готов был пожертвовать своей учебой для того, чтобы сражаться бок о бок с братьями, но не для того, чтобы участвовать в авантюре.
— Да вы сами подумайте. Вон там, милях в десяти — самая настоящая армия Соединенных Штатов. У них одних танков пять рядов, а за ними еще пехота, а за ней артиллерия. Это не мы их поймали в ловушку, как сто лет назад. Это они нас окружили — и вряд ли выпустят.
— Сто лет назад мы их победили.
— Ну
И у многих молодых воинов, ожидавших впереди путь побед и славы, мысли приняли тогда иное направление.
— Мне казалось, что их всегда было больше. А мы побеждали, потому что были хитрее, храбрее... бились на своей земле. Но в конце концов их все-таки стало раз и навсегда больше.
— Нет, у Литл Биг Хорн больше было наших. Кастер, говорят, бился с небывалой храбростью — какая бывает у дураков и загнанных в угол. Потому-то он и умер, а мы живем.
Тем не менее откровения юного студента грозили посеять панику в рядах индейской армии. Но незнакомец и здесь сумел разогнать тревогу.
Он напомнил, что, например, израильтяне неизменно побеждали своих врагов, хотя тех всегда было во много раз больше. Студент, правда, возразил, что израильская армия была хорошо обучена, а какое обучение прошли они, люди оджупа?
— Опыт ваших отцов — вот ваше обучение. Праведность вашего дела. Пусть другие теряют время на то, чтобы забавляться на плацу с ружьями — индейский народ и так потерял его уже слишком много. Если бы вы не ждали столько, то не сидели бы сейчас в резервациях. У вас есть что терять? Что — виски, которым вас поят белые и от которого вы теряете разум? Их грузовики, на которых вы ездите и которые давят вас? Ведь у вас ничего нет, парни, — ничего, кроме унижения.
Этот малый в костюме говорил дело — даже лучше, чем тогда, в Эниде; с этим согласились и Бегущий Олень, и Маленький Лось. Он мог заставить любого бежать прямо на пулемет — да еще и вопить при этом от счастья.
Между собой они давно решили, кто он такой, — один из индейских духов, сошедший к ним, чтобы помочь в правом деле. Ведь он возник прямо из священного огня, который потух, как только он появился. Его вызвало неведомо откуда пение колдуна. В нем жили удивительные, странные силы. Он никогда не уставал и откуда-то знал имена всех до одного воинов...
Весь вопрос был в другом — какой это дух? Лучше всею, конечно, было бы спросить об этом шамана. Но незнакомец откуда-то прознал об их сомнениях — и в час, когда солнце поднималось над холмами и день великой битвы с федеральными войсками должен был вот-вот наступить, отвел их обоих в сторону от лагеря.
— Ребята. — Он глядел на них, лучезарно улыбаясь. — Ну что вы понапрасну волнуетесь? Какая вам разница, кто я такой? Если вы будете это знать — что, это вам поможет? У меня есть свои заботы, привязанности, как у всех. Я почти такой же, как вы, и с вами я нашел то, что искал многие годы. Что бы там ни было, вы должны знать твердо: мы заодно.
— Но имя-то — хоть какое — у тебя есть? — спросил Маленький Лось.
В правой руке доблестный воин
— А какое тебе больше нравится?
— Ты иметь не один — много имена? — Бегущий Олень очень удивился.
— Конечно. А в последнее время жил и вообще без имени. И думаю, что вам, ребята, нужно придумать какое-нибудь для меня. Хорошее имя. Индейское.
— Мы спросили тебя про твое собственное, — посмурнел Маленький Лось. — И не шутим.
Всего за несколько недель прежний тихий увалень превратился в вождя восставших индейцев, и этот вождь не желал терять времени. Потеряешь время — потеряешь жизнь. Это особенно верно сейчас, когда решающий бой так близок.
— Эрисон, — пожал плечами незнакомец. — Зовите меня мистер Эрисон. А вообще люди знают меня, ведь я — старый друг оджупа.
— И людям оджупа ты нужен именно сейчас, — кивнул Маленький Лось, направляясь к своему командному пункту, к недавно назначенным взводным, с нетерпением ожидавшим распоряжений начальника, к воинам, смотревшим только на него в этот час — час, когда решалась судьба оджупа.
И Маленькому Лосю все это очень нравилось.
С самого утра Чиун вел себя хуже некуда. От слов он перешел к делу. Раньше Римо не приходилось быть свидетелем нападений на мебель и технику, но в этот раз Чиун превзошел самого себя. Укладывая багаж, он вдребезги разнес посудомоечную машину, заявив, что живая посудомойка для него предпочтительнее. С треском расколол о стену кондиционер. Телевизор раз пять летал из угла в угол, пока, удовлетворившись, разрушитель не выкинул обломки в канал, мирно протекавший под окнами.
Для транспортировки сундуков Чиуна к такси понадобилось полтора десятка носильщиков. К тому же портье куда-то сунул их счет и попросил Чиуна подождать немного.
Чиун вышел, не обратив внимания на его слова. Портье последовал за ним — и был без лишних церемоний приобщен к каравану.
— Ты не можешь вот так распоряжаться людьми, — втолковывал по дороге Римо. — Это называется обращением в рабство. Твои сундуки я и сам бы мог понести.
— Я не для того учил тебя Синанджу, чтобы и ты становился рабом. — Чиун обиженно фыркнул и отвернулся.
— А портье тебе придется отпустить. Он не твой. Это и воровство к тому же.
— Он мой Они сами послали его.
— Да в чем дело, папочка?
— Если бы ты читал историю Синанджу и справился о положении звезд, то узнал бы, в чем дело, и без моей подсказки.
— Да, со звездами я оплошал.
— Тогда прочти еще раз наши свитки, пока их еще не успели украсть по твоей милости.
В аэропорту Южной Дакоты Чиун совсем распоясался. Он отказывался покидать автостоянку, не давал машинам проезжать мимо него и вообще был готов к войне со всем миром.