Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]
Шрифт:
Бардо был готов к обороне, на стенах кишмя кишели вооруженные, развевались штандарты, не умолкал крик. Громко били колокола обеих церквей – чешского костела и немецкой кирхи.
А перед стенами в черных кругах пепелищ стояли девять закопченных столбов. Ветер нес кислый смрад горелого.
– Гуситы, – пояснил один из сельских доносителей, несколько дюжин которых уже сопровождали армию Амброжа. – Гуситы, схваченные чехи, бегарды и один еврей. Для устрашения. Как только они, благородный господин, выведали, что вы идете, то всех выволокли из ямы и спалили. Еретикам, значит… простите… вам на устрашение и презрение.
Амброж кивнул головой. Но не сказал ни слова. Лицо у него окаменело.
Гуситы быстро и четко заняли
Каркали и носились по небу всполошившиеся вороны, юркали растерявшиеся галки.
Амброж поднялся на телегу.
– Праведные христиане! – закричал он. – Правоверные чехи!
Армия умолкла. Амброж переждал, пока не наступит полная тишина.
– Я узрел, – рявкнул он, указывая на обуглившиеся столбы и пепелища костров, – под алтарем души убиенных за Слово Божие и за свидетельства, кои имели. И голосом громким так они воскликнули: доколе ж, владыка святой и праведный, не будешь ты судить и наказывать за кровь нашу тех, что обретаются на Земле? Узрел я ангела, стоящего в солнечных лучах! И призвал он голосом громовым всех птиц, летящих серединою неба: пойдите, соберитесь на великий пир Божий, дабы съесть трупы королей, трупы вождей и трупы владык, трупы лошадей и тех, кто на них восседал! И увидел я Чудище!
Со стен донесся гул, полетели ругательства и проклятия. Амброж поднял руку.
– Вот птицы Божии над нами, указующие дорогу! А вон там, перед вами, – Чудище! Вот – Вавилон, насытившийся кровью мучеников! Вот пресловутое гнездовище греха и зла, укрытие слуг антихриста!
– На них! – взывал кто-то из толпы воинов. – Смеееерть!
– Ибо вот наступает, – рычал Амброж, – день палящий, аки печь, а все гордецы и кривдонесущие станут соломой, и спалит их наступающий день так, что не оставит ни корня, ни ветви!
– Жеееечь их! Смеееерть! Бей! Убивай! Гыр на них! [477]
Амброж воздел руки, толпа тут же утихла.
– Ждет вас дело Божие, – воскликнул он. – Дело, к коему приступить надобно с чистым сердцем, помолившись! На колени, верные христиане! Помолимся!
Армия со звоном и скрежетом повалилась на колени за стеной из щитов и загородей.
– Otce n'as, – начал громко Амброж. – Jenz jsi na nebesich bud’ posvecene tv'e jm'eno… [478]
477
Чешский клич, призывающий к атаке.
478
Отче наш… сущий на небесах, да святится имя твое… (чешск.)
– Prijd’ tv'e kr'alovstvi, – гудело в один голос коленопреклоненное войско. – Stan se tv'a vule! Jako v nebi, tak i na zemi! [479]
Амброж рук не сложил и головы не опустил. Он глядел на стены Бардо, и глаза его горели ненавистью, зубы ощерены, на губах пена.
– И прости нам, – кричал он, – долги наши! Как и мы прощаем…
Кто-то из стоящих на коленях в первом ряду вместо того, чтобы отпускать грехи, выпалил в сторону стен из пищали. Со стен ответили. Зубцы затянул дым, пули и болты засвистели и градом забарабанили по щитам.
479
Да приидет царствие твое… да будет воля твоя и на земле, как на
– И не введи, – рык гуситов вздымался по-над гулом выстрелов, – во искушение!
– Ale vysvobod’ n'as od zl'eho! [480]
– Аминь! – возопил Амброж. – Аминь! А теперь вперед, верные чехи! Vpred, bozci bojovnici! [481] Смерть прислужникам антихриста! Бей папистов!!!
– Гыр на них! Бей-убивай!
Дикий крик, вой, рев, вздымающий волосы дыбом.
Бардо умирал. Умирал под колокольный звон своих церквей. Колокольный гул Бардо, еще несколько минут назад громогласно, надменно призывавший к оружию, стал отчаянным, как крик о помощи. И наконец превратился в лихорадочный, хаотичный, рваный стон умирающего. И как умирающий затихал, давился смертью, догорал. Наконец умолк, заглох. И почти в тот же момент обе колокольни затянулись дымом, почернели на фоне пламени. Пламени, рвущегося в небо, я бы сказал, уносящего в выси душу города. Города, который умер.
480
Но избавь нас от лукавого! (чешск.)
481
Вперед, Божье войско! (чешск.)
А город Бардо умер. Бушующий пожар был уже всего лишь погребальным костром. А крики убиваемых – эпитафией.
Вскоре из города потянулась вереница беглецов – женщин, детей и тех, кому гуситы позволили выйти. За беглецами внимательно наблюдали сельские информаторы. То и дело кого-нибудь узнавали. Их тут же вытаскивали. И кромсали.
На глазах у Рейневана крестьянка в епанче указала гуситам на молодого мужчину. Его выволокли, а когда сорвали капюшон, то модно подстриженные волосы выдали в нем рыцаря. Крестьянка сказала что-то Амброжу и Глушичке. Глушичка отдал короткий приказ. Поднялись и опустились цепы. Рыцарь рухнул на землю, лежащего закололи вилами и судлицами. Крестьянка сняла капюшон, открыв толстую светлую косу. И ушла. Прихрамывая. Прихрамывая настолько характерно, что Рейневан смог определить врожденный вывих бедра. На прощание она послала ему многозначительный взгляд. Она узнала его.
Из Бардо выносили добычу, из пекла пожара и клубов дыма выходили толпы нагруженных различным добром чехов. Добычу загружали на телеги. Гнали коров и лошадей.
На самом конце колонны из горящего города вышел Самсон Медок. Он был черен от сажи, кое-где подгорел, у него не было ни бровей, ни ресниц. Он нес в руке котенка, взъерошенное черно-белое созданьице с огромными, дикими, испуганными глазами. Котенок лихорадочно цеплялся коготками за рукава Самсона и то и дело беззвучно раскрывал рот.
Лицо Амброжа было словно высечено из камня. Рейневан и Шарлей молчали. Самсон подошел, остановился.
– Вчера вечером я мечтал о спасении мира, – проговорил он очень мягко и тепло. – Сегодня утром – о спасении человечества. Ну что ж, приходится соизмерять силы с намерениями. И спасать то, что можно.
Разграбив Бардо, армия Амброжа свернула на запад, к Броумову, оставляя на свежем и белейшем снегу широкий черный след.
Конницу разделили. Часть под командой Бразды из Клинштейна отправилась вперед, образовав так называемый predvoj, то есть передовой дозор. Остальные, в количестве тридцати, попали под команду Олдржиха Галады и составили арьергард. В нем оказались Рейневан, Шарлей и Самсон.