Божьи воины. Трилогия
Шрифт:
– Мерзкое дело, – заговорила среди молчания Рикса. – Мерзкое дело, война зимой. Der b"ose Krieg [1092] , как на это говорят. Летом, если хибару спалят, то хотя бы в лесу можно поживиться, листва от холода укроет, с поля удастся что-то собрать… А зимой это приговор. Ведение войны зимой должно быть запрещено.
– Я за, – кивнул головой Шарлей. – Ненавижу срать на морозе.
– Смотри! – закричала Вероника. – Что это такое?
1092
Злая война (нем.).
– Где?
Вероника
– Ну-ка взгляни!
– Fratres et sorores in fide [1093] , ля-ля-ля, – прочитала Ютта. – Не верьте ни попам, ни панам… Откажитесь повиноваться вашему королю Сигизмунду, потому что это не король, а негодяй и desolator Christi fidelium, non exstirpator heresum, sed spoliator ecclesiarum omnium, non consolatory, sed depredator monachorum et virginum, non protector, sed oppressor viduarum et orphanorum omnium [1094] … Это гуситская листовка, я уже такие видела. Рассчитана на тех, кто умеет читать, поэтому на латыни.
1093
Братья и сестры в вере (лат.).
1094
отсупник Христовой веры, не искоренитель ереси, а расхититель всех церквей, не утешитель, а грабитель монахов и дев, не защитник, а притеснитель всех вдов и сирот (лат.).
– В этих местах, – с нажимом сказала Вероника, – как видно, шастают гуситские эмиссары. Если мы на такого попадем…
– Понятно, – догадалась Ютта. – Эмиссар должен знать Рейневана, должен хотя бы слышать о нём. Если мы попросим, он проведет нас к гуситским командирам, убережет от разбойников… Только где его искать?
– Там, где есть люди. В городе.
Город Байрот, скрытый в живописной котловине среди живописных холмов, издали казался живописным оазисом спокойствия. И действительно он им был. Ворота охранялись, но были открыты, толпы беженцев никто не останавливал и специально не контролировал. Девчата без каких-либо препятствий добрались сначала к ратуши, а потом к приходской церкви Марии Магдалины.
– Если мы даже не найдем в Байроте гуситского эмиссара, – вздохнула Вероника пробивая себе и Ютте дорогу сквозь толпу, – то останемся. Посмотри, сколько здесь ищут убежища. Мне надоело скитаться по большим дорогам, с меня хватит. Я голодная, замерзшая, грязная и не выспавшаяся.
– Я тоже. Не хнычь.
– Я говорю тебе, давай останемся в городе. Даже если не найдем…
– Мы как раз нашли. Наверное, твоя покровительница тебя действительно вдохновила. Посмотри.
На одной из телег, перегородивших небольшую площадь, стоял мужчина в кафтане с вырезанной зубчиками оборкой и в голиардском капюшоне, из-под которого торчали космы седоватых волос. Телегу окружала большая толпа людей, преимущественно беднота: servi [1095] , нищие, калеки, проститутки, люмпены и другие городские paupers [1096] , а также скитальцы, странники, бродяги, в общем шумная, наглая и отвратительная свора.
1095
слуги (лат.).
1096
бедняки (лат.).
Голиард в капюшоне выступал, обращая
– Много грубой и большой лжи распространяют о правоверных чехах [1097] , – кричал он. – Будто бы они убивают и грабят. Это ложь! Они лишь действуют в рамках самообороны, убивают в бою тех, кто нападает на них и хочет их уничтожить. Вот тогда они защищаются, защищают свою веру, свои дома, жён и детей. И каждый, кто посягнет на них, пострадает. Но они горячо желают, чтобы между вами и ними прекратилась вражда, убийство и кровопролитие, чтобы наступила божье и святое согласие. Знайте, что чехи призывают князей, панов, и все императорские города сойтись на мирные переговоры, чтобы положить конец недостойному кровопролитию. Но не хотят ваши князья, паны и прелаты избавиться от высокомерия и чванства. Ведь это не их, а ваша кровь льется!
1097
См. примечания к семнадцатой главе.
– Верно говорит, – крикнул кто-то из толпы. – Правильно говорит. Долой панов! Долой попов!
– Где ваш король? Где князья? Сбежали, оставили вас на произвол судьбы. И вы за таких хотите воевать? Погибнуть за их богатства и привилегии? Добрые люди, жители Байрота! Сдайте город! Чехи вам не враги…
– Врешь, безбожный еретик! – крикнул из толпы монах в августинской рясе. – Брешешь, как собака!
– Люди! – поддержал его кто-то из mediokres, горожан среднего класса. – Не слушайте этого продажного! Хватайте его…
Толпа забурлила. Были и другие, которые подхватили призывы монаха и горожанина, но беднота подняла на них крик, отпихнула, не жалея палок, дубинок, кулаков и локтей. Площадь быстро вернулась под власть пролетариата.
– Вы видели, – возобновил речь эмиссар, – как мне хотели рот заткнуть? Как святошам правда глаза колет? Они вам о покорности Церкви и властям болтают! Они чехов кацерами называют! А разве есть большее кацерство, чем извращать слово Божье по своему усмотрению? А ведь прелаты это делают, искажая слово Христа. Разве нет? Может, возразите, монахи?
– Не возразят! Правда это! Правда!
На площадь с грохотом и топотом ворвались пешие алебардисты, загремели по брусчатке копыта конницы. Чернь заволновалась и подняла крик. Голиард исчез с телеги, будто его ветром сдуло.
– Там, там, – высмотрела его Вероника. – За ним, быстро…
Эмиссар крадучись проскочил за возами, скрылся в переулке. Они побежали за ним.
Он ждал их, скрывшись за углом. Схватил Ютту за плечо и прижал к стене, приставив нож к горлу. Вероника глухо крикнула, будучи придавленной сзади другим, в серой епанче, который как из-под земли вырос за ее спиной.
– Девушка? – Заглянув под капюшон, эмиссар несколько ослабил хватку. – Черт возьми! Вы девчата?
Он подал знак, тот, что был в епанче, ослабил ремень, которым душил Веронику. Это был совсем юноша, максимум шестнадцать лет.
– Что это вам вздумалось следить за мной? Говори, и быстро!
– Мы ищем… – выдавила из себя Ютта. – Связи с гуситами…
– Что? – Он сжал зубы, а его нож снова оказался возле ее шеи. – Что такое?
– Мы убежали из монастыря, – повторила слабым голосом Ютта, отдавая себе отчет в том, что ее объяснения звучат не очень правдоподобно. – Хотим добраться к гуситам. Мой… Мой жених… Среди гуситов есть мой жених…
Голиард отпустил ее. Отступил на шаг.
– Как его зовут?
– Рейне… Рейнмар из Белявы.
– Святая Клара, покровительница агитаторов… – глубоко вздохнул эмиссар. И схватился за голову. – Ты Ютта Апольдовна, – с усилием промолвил он. – Я тебя нашел. Святой Иоанн, Креститель Господа нашего в водах иорданских! Святая Сесилия, покровительница музыкантов! Я нашел тебя! Я, Тибальд Раабе, наконец нашел тебя!
Глава восемнадцатая,