Божий дом
Шрифт:
— Ох, Сэмми, — проворковала Мими, прихлебывая коктейль «Рой Роджерс». — Те существа были чудовищны, совершенно чудовищны. Как только Артур мог впустить их к себе в дом?
— Постарайтесь понять — за их необычным поведением скрываются серьезные причины.
— Как это?
— Чудовищно — это единственное определение, которое современный человек может подобрать для божественного.
— Да неужели?
Сэмми подтвердил предыдущие слова кивком и продолжил:
— Наш век — не время для кротких персонажей из давнишних религий. Они сегодня не котируются. Боги, настоящие боги, — создания из кошмара.
— Не могу в такое
— Вы видели их собственными глазами.
— Да, видела, — согласилась Мими. — Ох, Сэмми, но ведь они ужасны!
— Такова новая реальность, — ответил Сэмми с самодовольством того, кто поставил себя в самый центр этой новой реальности. Мими на минуту примолкла. В ресторане гудели голоса, смутно жужжала музыка. Люди развлекались, сидя за столиками с напитками. Мими тоже хотела бы развлечься, но ни разу в жизни не разобралась, как именно. В ней воевали противоречивые эмоции: она боялась того, чего хотела, и хотела того, чего боялась. По натуре она была серьезной — а ей хотелось быть веселой, беспечной, даже беспутной. Артур представлялся ей неплохим компромиссом такой же рассудительный, как она, никоим образом не легкомысленный. Однако его профессия, мифология, была странной, загадочной, возможно, даже опасной, — так Мими думала в начале знакомства. На нее произвели впечатление старые книги, собранные Артуром амулеты и талисманы — от них исходило невыразимое обаяние древности, и это ее возбуждало. Более того хоть она не призналась бы в том даже Салли Джин, своей лучшей подруге, она ощущала сексуальный трепет.
«Наверное, я дрянная девчонка, — думала она не без гордости, — если чувствую то, что чувствую». Но от правды не скроешься, а ей время от времени мерещилось — не постоянно, скорее короткими неподконтрольными вспышками, — что она сама стала служительницей некоего древнего запретного культа. Она воображала себя в кругу лохматых почитателей, стоящей у ревущего костра, обнаженной до пояса, с глубокими тенями под небольшими, но хорошо очерченными грудями, со струящимися по плечам темными змеистыми волосами, со сверкающими глазами… Бьют барабаны, завывают плаксивые флейты, почитатели впадают в умопомрачение, их руки тянутся к ней — и она тут же отсекает эти руки напрочь. Какая чепуха! Какое дурное, но возбуждающее видение! Ей пришлось преодолеть себя, чтобы вновь сосредоточиться на том, что говорил Сэмми, — тем более что он говорил небезынтересное.
— Времена древних-культов возвращаются, Мими, — вещал Сэмми. — Все ведущие религии исчерпали себя, им конец. Они неплодотворны. А мы способны создавать. Мы заполучили настоящих богов, Мими! Быть может, они не обаятельны, зато они настоящие, они способны творить! И они вознаграждают тех, кто им служит…
— Тех, кто служит?
— вяло переспросила Мими. — Не понимаю, на что вы намекаете.
Она ждала ответа, ощущая тот же непрошеный прилив сексуального возбуждения.
— Люди, многие люди будут служить им жертвоприношениями и танцами. Поклонников будет становиться больше и больше по мере того, как боги будут проявлять себя все активнее.
— Воображаю, как это будет выглядеть, — сказала Мими уклончиво.
— Вы же видели «Десять заповедей»? Картину крутят каждый год на Рождество.
— Видела, конечно. Чарлтон Хестон лезет на гору за священными свитками.
— Это не то, про что я подумал. Помните сцену, когда дети Израиля поклоняются золотому тельцу?
— О да. Шокирует.
— Возможно.
Кадры из фильма вспыхнули в памяти, и Мими воскликнула:
— Я бы никогда на такое не согласилась!
— Вы могли бы быть жрицей во главе церемонии.
Она уставилась на него не мигая. Неужели он прочел ее мысли? Или в подобных фантазиях нет, в сущности, ничего необычного?
— Я? — удивилась она с неуверенным смешком. — По-вашему, я способна на это?
— Сами знаете, что да. Я видел вас танцующей, Мими. У вас удивительное чувство ритма. Лицо, фигура — все при вас. Вы могли бы стать великолепной жрицей.
Она запнулась, прежде чем продолжить мысль:
— Но эти языческие жрицы творили ужасные вещи!
Сэмми также ответил не сразу, тщательно подбирая слова:
— Если боги живут во плоти и если они впрямь чего-то хотят, так чему тут ужасаться? — Она смотрела на него во все глаза, щеки ее пылали. — И суть в том, что мы едва-едва сделали первые шаги. Все только зарождается, и сегодня возможны любые нововведения.
— Вы сказали «мы». Кто — мы?
— Я участник этого предприятия с самого начала.
И вы тоже могли бы стать участницей, Мими. Если захотите.
— Не предлагаете же вы мне… Или вы всерьез? Сэмми пригляделся к ней пристально. У нее дрожали пальцы. Она всегда догадывалась, что он проявляет к ней интерес, но младший маклер, кожа да кости, — ей-то что за выгода? Теперь он, однако, переменился, словно зарядился энергией этих странных богов.
Положив на столик двадцатидолларовую бумажку, Сэмми встал и подал ей руку.
— Здесь слишком шумно. Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить без помех. Вам уготовано блестящее будущее, Мими. Вы можете стать для НОВТРЕЗАБа воистину незаменимой.
Она послушно пошла за ним к машине и даже не спросила, куда они едут. Накатило чувство, что перед ней раскрываются новые горизонты. Это пугало но и завораживало, и даже очень.
Часть II
Глава 18
Сделаем отступление, которое, как вскоре выяснится, будет иметь для нашего повествования огромное значение.
В то время как с Артуром случилось то, что случилось, во Вселенной все шло себе спокойненько своим чередом. И вдруг она ощутила острую боль, обязанную своим возникновением сигналу, который Артур подал, сам того не ведая.
Какому сигналу? — спросите вы. Знайте, что когда смертные вступают в контакт с Божьим царством, Вселенная откликается на это маловероятное событие самым обычным из всех возможных способов — болью. Боль есть признак предполагаемого нарушения установленного хода вещей и их последовательности.
Вселенная усвоила, что к таким сигналам надо прислушиваться. И в порядке самозащиты создала существо, призванное озаботиться возникшей проблемой. Она создала Астураса, бога высшей категории, с единственной задачей — выяснить, в чем дело, что не так, и как-нибудь выправить положение.
На всякий случай Вселенная создала еще дюжину божеств — вторую линию защиты. Если у Астураса что-либо не заладится, тогда настанет очередь этих двенадцати.
Рождение Астураса свершилось в пространстве, отнюдь не совпадающем с Божьим царством. У этого пространства даже нет определенного имени, хотя некоторые называют его измерением многих вероятностей.