Божий одуванчик
Шрифт:
— Пока на наркоту не подсел, — хрипнул Валек. — А Илюха… — озлобленно добавил он, — просто перетрухал и побежал дядечке и братишке в жилеточку плакаться.
Осокин, презрительно усмехнувшись, окинул взглядом трусливо ссутуленные плечи Валька и его дрожащий подбородок и произнес:
— Зато ты выглядишь храбрецом. Не то что раньше.
— Раньше Антоха был живой, а не как сейчас — трупное мясо! — неожиданно рявкнул Валентин. — Так что не надо ничего мне тут… может быть, ты будешь следующим.
— Значит, ты думаешь… ты думаешь, что это из-за того случая?
— Какого?
— Ну… из-за той девки.
— Да ты че! — отмахнулся Валентин. — При чем тут это? Свиридов ее…
И в этот момент, вскинувшись неожиданной и острой трелью — Олег и Валек аж подскочили на стульях, — зазвонил телефон.
Валентин, посмотрев на своего друга, зябко передернул плечами, а потом протянул руку к телефонной трубке — медленно, боязливо, осторожно, словно не напичканный разнокалиберной электроникой кусок пластмассы это был, а смертельно опасная ядовитая змея.
— Алло… а, да, это я, — выдохнул он с явным облегчением, — здравствуйте, Анна Кирилловна. Да… нет, не забыл. Сейчас иду. Да… хорошо.
Он бросил трубку радиотелефона на мягкий пуфик и поднял лицо к Олегу:
— Пойдем.
…Домой Валентин вернулся раздавленный и опустошенный. По жилам расползалась леденящая апатия, где-то в глубине его существа был фонтан отчаянного страха.
Отчаянно кружилась голова, и перехватывало дыхание.
…Когда он шел через оживленно гудящий Невский проспект, он постоянно чувствовал на себе пристальные, напоенные слепой угрозой взгляды.
Он готов был заподозрить каждого в личной неприязни к нему, Валентину. Он боялся оглянуться, но раз за разом оглядывался и шарил глазами по лицам и спинам прохожих, по стеклам автомобилей, тускло отливающим матовым в свете заходящего солнца.
А когда какой-то подозрительного вида оборванный тип окликнул его и попросил дать денег по мере возможности, Валентин захлебнулся отчаянным матерным воплем и бросился бежать.
В арке он сбил с ног какую-то ковыляющую с полудесятком сумок толстуху, но не обратил никакого внимания на то, как она барахталась на асфальте, осыпая его ругательствами, а заскочил в свой подъезд и с грохотом захлопнул массивную железную дверь.
Отчаянно билось сердце.
Зайдя в квартиру, он прежде всего тщательно закрыл дверь на все замки, щеколды и блокираторы, а потом бросился к телефону…
Братья Свиридовы и встретившийся им Осокин только что пришли на квартиру, где жили Илья и Владимир, как раздался телефонный звонок. Олег недобро прищурился и сказал:
— Ага… опять барабашка шалит. Возьми, Илюха, только, если молчать будут, лучше сразу бросай.
Звонил Валентин.
— А что… — проговорил Илья, — что-то случилось, Валек?
— Случится, — проговорил тот. — У меня нехорошее предчувствие… словно кто-то неотрывно смотрит на меня и не отпускает. Приезжай… есть там у тебя кто, Илюха?
— Брат и Олег.
— При… приезжайте.
— С водкой? — коротко спросил Илья.
— С водкой. Только быстрее… что-то совсем жестко плющит. Такой конкретный мандраж, бля…
Голос Валька задрожал, как натянутая струна, и оборвался: страдалец положил трубку.
— Вот и Валек до смерти напуган, — откомментировал Владимир. — Кажется ему что-то.
Все перешугались, как будто на вас открыли сезон охоты. Валентин ваш, конечно, щемливый лошок… Понаставил запоров на дверь, всякие предохранители и блокираторы, — и все еще боится. Да в его квартиру и ОМОН не вломится…
Даже если захочет. Разве что только я смогу открыть. Да и то много времени и отмычек потребуется.
— Ну что, поехали? — спросил Илья.
— Куда ж деваться…
…Как уже упоминалось, Антон Малахов, его двоюродный брат Валентин Чуриков и Олег Осокин были однокурсниками — все они учились на четвертом курсе Петербургской финансово-экономической академии.
Нельзя сказать, что их — плюс однокурсника Илью Свиридова сюда же — связывала настоящая дружба, скорее можно было определить их общение как принадлежность к одной компании.
Все они были детьми весьма продвинутых, преуспевающих и влиятельных родителей. Самым благополучным среди них был, возможно, Валентин Чуриков, мать которого занимала важный пост в налоговой полиции, а дядя — Константин Ильич Малахов, — как известно, был первым заместителем Питерского управления ФСБ. Пост номинально не очень-то денежный, но при умелом использовании служебного положения, как говорится, вполне и вполне…
У Валька с семнадцати лет была своя квартира, на шестнадцатилетие мать подарила ему машину, а также гараж к ней.
Впрочем, немногим уступал ему и Антон Малахов.
Валентин Чуриков жил возле набережной в отделанной и обставленной по евростандартам трехкомнатной квартире. Жил один.
Хотя, откровенно говоря, было мало прецедентов, когда на его жилплощади располагалось на ночь меньше двух человек. Валек всегда был очень общительным человеком.
Правда, вместе с тем он отличался таким незавидным качеством, как предельная пугливость, часто перерастающая в откровенную трусость.
Он панически боялся темноты, пустынных улиц, гопов — то бишь бритоголовых граждан гопников, а также лягушек, тараканов, строгих преподавателей и красивых девушек.