Божий суд. Утро на закате

Антонов Михаил

– Не суетись. Сначала идентификация. Встань сюда, – и он указал на темный кружок, нарисованный на полу.

Я завис над указанным местом. Снова мелькнул красный луч.

А старичок сердито заметил:

– Ну и почему опаздываем?

Я слегка оторопел и выразил удивление весьма резко:

– Дед, ты уж выбери что-нибудь одно: или я тороплюсь, или я опоздал, а то как-то несуразно получилось.

Вахтер, или кто он тут был, взглянул на меня иронично и ответил:

– Ты вошел сюда уже давно. Где ты так долго шлялся?

– Шел по коридору. Он такой длинный.

–

Ты не шел, ёлы-палы. Ты полз, – сердито заявил он, вынимая из какого-то шкафчика и вручая мне что-то вроде пластиковой папочки с документами. – Что там смотреть, где там ходить? Одни двери разглядывал? Так за ними нет ничего… для тебя. Надо было сразу сюда. Теперь ты всю очередь сломал. Вот он 2007040919590110-й! – произнес дед, обращаясь уже к светлым личностям, сидящим за конторкой. – Чей он?

– Ну, слава Богу, нашелся, – произнесла одна из них и добавила, обращаясь уже ко мне, – пройдите сюда.

Я проскользнул к ее конторке, миновав полноватого субъекта в очках и сухонького лысоватого мужичка лет шестидесяти.

– А почему, собственно, вне очереди?! – возмутился толстячок. – Я пришел раньше, он где-то шлялся, как правильно заметил товарищ, – кивнул он головой на швейцара в хламиде. – А теперь его вне очереди. Что, и на этом свете, как и на том, тоже везде блат и кумовство? Я жаловаться буду!

Я притормозил и вдруг в первый раз увидел судьбу. Сроду не замечал за собой такого дара, а тут словно глаза открылись. Я увидел судьбу этого неудачника – человека, которому всю жизнь не везло. У него была плохая, тусклая и неинтересная жизнь, скучная работа и заурядная карьера, некрасивая жена, невоспитанные, не обученные, необязательные и, самое главное, нежеланные дети. Он часто и несправедливо завидовал многим, делая людям мелкие подлости и пакости. Характер у него был поганый: мелочный и склочный. И умер он нелепо: подавившись маслиной во время еды.

Вступать в дискуссию с таким субъектом не хотелось, тем более что вместо меня ответил лысоватый мужичок.

– А кому?

– Что кому? – взвизгнул очкарик.

– Кому ты тут жаловаться собираешься? – поинтересовался лысый.

– Начальству ихнему!

Но тут и до толстячка дошло, что в этой конторе начальство как таковое отсутствует. Вернее, до него уж очень высоко.

– Найду кому, – решительно заявил он, считая, что победитель в споре тот, за кем осталось последнее слово.

Существо за стойкой без тени раздражения заявило толстяку:

– Он умер раньше вас, поэтому он – вперед. Давайте документы!

Это уже относилось ко мне.

Я улыбнулся существу и, замявшись, сказал, что в общем-то не претендую, чтобы меня обслуживали вне очереди. Тем более что впереди у меня вечность, как нам обещали святые отцы.

– Ну, это кому как повезет, – не согласилось со мной существо.

Я никак не мог определить его пол. Фигура у него была какая-то неопределенная, а лицо источало ровный неяркий свет, словно лампа дневного света, и этот свет скрывал черты лица. Голос напоминал то ли мужской тенор, то ли женское контральто.

– Кому-то долго ждать приходится своего часа, а кого сразу по

второму кругу заворачивают. И передохнуть не дают. Это уж как суд решит. Давайте документы, – повторило оно равнодушным голосом, не обращая внимания на толстяка, стоявшего рядом.

– Какой суд? – испуганно спросил очкарик.

– Народный, – съязвил стоявший сзади лысый.

– Божий, – вздохнуло существо.

Взяв своими светящимися руками мою пластиковую папочку, чем-то напоминающую современные канцелярские файлы для бумаг, оно положило ее на стеклянный квадрат на своем столе.

Мой пакет засветился ярким алым светом.

– Еще не лучше, – выдохнул регистратор. – Категория «А».

– Серьезно? – удивилось такое же существо за соседней конторкой. – Впервые вижу «Ашку» живьем, вернее, так близко.

И оно всерьез принялось меня разглядывать. Если б я был живым, я бы слегка засмущался, но, похоже, мне, как душе, смущение было неведомо.

Мое регистрирующее существо замедлило свои действия, сосредоточенно решая, как со мной поступить. Только я собрался было спросить, что же мне делать, как оно, видимо, уловив мои мысли, протянув мне мой пакет, произнесло весьма вежливо:

– Вы хотите посетить траурные мероприятия?

– Какие? – не понял я.

– Похороны вашего тела, поминки.

– Это мое право или обязанность? – снова поинтересовался я.

– Это право, правда, предоставляется не всем. Вам можно.

Я задумался и довольно отчетливо представил, как пройдут мои похороны. Картина, возникшая в моем сознании, была довольно унылой и никак не вдохновляла. Я, честно говоря, и будучи живым, не очень-то любил подобные мероприятия, посещая их исключительно в силу необходимости, а уж теперь, когда имелась такая прекрасная возможность сачкануть, причем никто из покинутых мной родственников этого не заметит, было бы странным проявлять активность и тащиться на собственные похороны. Тем более, что в последнее время у меня с моим телом было множество разногласий.

Оно во многом меня не удовлетворяло, и все последние годы жизни я подсознательно чувствовал свою отстраненность от него. Я не слишком его жалел и берег и, возможно, именно поэтому умер так рано. Так что смотреть на бренные останки, когда-то принадлежавшие мне, не было никакого желания. Поэтому я ответил:

– Чересчур скорбное зрелище будет, лучше я на него не пойду. А чего-нибудь повеселей вы не можете предложить? Вроде танцев для тех, кому за тридцать, хотя бы?

– Нет, – ровным голосом ответило существо за конторкой.

Земные шутки их, похоже, не интересовали.

– Тогда немного подождите, – продолжило существо, – я вызову старшего по смене, и он вами займется.

Я не стал спорить, кивнул и отошел в сторону.

Тут же прямо передо мной появилось кресло, которое, как я понял, предназначалось именно для меня. Я не удивился подобному фокусу, а просто в него сел, хотя мог и продолжать стоять, поскольку абсолютно не чувствовал никакой усталости.

Регистрация душ умерших продолжалась. Толстячок в очках, дорвавшись наконец до регистратуры, протянул свой пакет.