Брачные игры чародеев
Шрифт:
Теперь настала моя очередь получать удовольствие от его моральных страданий.
Что касается Леопольда, то он воспринял истину гораздо более мужественно и не стал изображать из себя паралитика. Лишь потемнел, как винегрет, и прикусил губу.
«Да, — хотелось сказать мне, мудро кивая головой, — мы все во власти могущественных мистических сил, и с этим ничего не поделать».
Справа от меня сопела Гермиона, решая в уме сложнейшие экзистенциальные задачи.
— В общем, так. Мы не будем бить Вольфрама по затылку, тут двух мнений
Волшебница как можно весомее посмотрела на Жаворонка. Тот очень неплохо справлялся с ролью аллегорической фигуры, которую я бы назвал Беззаботностью. Нет сомнений, что существу высшего порядка вся эта мышиная возня не доставляет особых хлопот, но как же мы?
— Что мы будем делать дальше? — спросила моя сестрица. — Наш план заключался в том, чтобы взять Жаворонка, то есть вас, и с его помощью излечить не только Браула, но и Вольфрама, корень всех зол. А теперь… теперь даже не знаю, как быть… — Гермиона деликатно прокашлялась. — Вы же не позволите взять себя и положить в один из наших карманов, так?
Жаворонок улыбнулся. Не знаю, чего я ожидал от него после такого вопроса, но человек подобное спокойствие проявлять не способен.
— Я могу предложить иное решение, — сказал отрок с видом бывалого дворецкого. — Нам стоит лишь чуточку подождать.
— Подождать чего? — чуть не взорвалась Гермиона. — По-моему, мы зря теряем время, уважаемый хозяин! Кто знает, что сейчас происходит в Мигонии?
— Вы опасаетесь, что столица вашего королевства целиком и полностью во власти Синдрома?
— Опасаюсь. Мы все опасаемся. Правда?
Экспедиция ответила утвердительно.
— По моим сведениям, — сказал Жаворонок, — с Мигонией полный порядок. В ней нет ни одного человека, который был бы носителем этого волшебного вируса.
Пока шел обмен любезностями, я нервно подливал себе вина из серебряного, украшенного драгоценными камешками кувшина. Что ж, и вино превосходное, и расслабляет прилично. Именно то, что мне требовалось. После нескольких почти полных бокалов я понял, что могу смотреть на мир, в котором бушуют страсти и выбрасывают облака серы вулканы, вполне даже беззаботно.
— Не понимаю! — воскликнула Гермиона.
Когда она думает, что кто-то водит ее на коротком поводке вокруг пальца, то начинает сердиться. Вот и сейчас волшебнице казалось, что Жаворонок вздумал над ней подтрунивать. Я без труда определял ее взвинченное состояние по яркому румянцу на щечках, похожих на грудки снегирей.
— Мне нет нужды рассказывать вам обо всем подробно, — был спокойный ответ, опять же в духе дворецкого. — Вы все узнаете сами.
— Когда?
Гермиона обычно не успокаивается, пока не вытрясет из кого-нибудь последние опилки; так она поступала со мной, и мне известно, как человек ощущает себя после экзекуции.
Но, вознамерившись вытрясти опилки из Жаворонка, девица просчиталась. Человеком он, как я уже заметил, никогда не был, поэтому обычные методы тут не годились. Придумывать
— Именно сейчас.
И ткнул пальцем в Слядена Исирода.
38
Коротышка вскрикнул и подскочил, словно это был не палец, а штопальная игла. Неистовый Странник скатился с оттоманки и очутился на полу.
Экспедиция в полном составе обратила на него удивленные взоры, и ни от кого из нас не укрылась зловещая странность. Нет, мы не находили в поведении Слядена ничего опасного. Дело в другом. Книга заклинаний выскочила у отшельника из-под кофты, словно была намазана мылом, и, взлетев в воздух, взмахнула страницами. Сделав мертвую петлю, она грохнулась на ковер и принялась делать то, что даже книги заклинаний делают чрезвычайно редко и ввиду особых обстоятельств. Похоже, сейчас они и были особыми, в чем мы убедились буквально через пару-тройку ударов сердца.
Удивленный Сляден не бросился к своему сокровищу, а сидел на полу, точно его сшибло лошадью. Возможно, он первым понял, в чем дело. На свое, надо полагать, счастье.
Книга трепыхалась, исполняя какой-то таинственный книжный танец, но мы, хоть тресни, не могли понять, в чем его смысл.
А потом, как всегда, грянуло то, от чего впору было поседеть и покрыться трупными пятнами.
Книга подпрыгнула в очередной раз, раздался треск и рычание, и перед нами предстало нечто без названия и неопределенной видовой принадлежности.
Мы оледенели, все разом (ну, кроме Жаворонка), словно на нас дыхнула находящаяся в дурном настроении Снежная королева. Волосы, как говорится, зашевелились у нас на головах, а в животах начался бал-карнавал для любителей чечетки.
Двухметровое существо мы теперь могли разглядеть во всех подробностях. Набрав в легкие (или куда-то там еще) воздуха, оно обдало нас волной страшного рева. Леопольда при этом опрокинуло на спину, и он грохнулся со своего места. Гермиона стала походить на жердь — испуг заставил ее вытянуться от пят до макушки. Тристан превратился в статую с открытым ртом, в котором казарка могла бы свить гнездышко, и глазами на лбу, кои по величине почти сравнялись со страусиными яйцами.
Если же упомянуть Браула Невергора, то ему вообще казалось, что он умер. Разве полнейшее онемение во всем теле не свидетельствует об этом? А идиотское желание хихикнуть и покрыться румянцем? Потеребить край сюртука, делая вид, что я — это не я, а совершенно другой человек? Ах нет, это из другой серии… В общем, понятно, что Браул Невергор, мягко говоря, огорошен.
Наконец чудовище решило, что метаморфоз достаточно и пора заканчивать презентацию. Оно стояло на двух ногах, точно громадная ящерица, и не знало, куда девать свои десять длинных щупалец и шесть рук. Хорошо хоть голова была в одном экземпляре, иначе бедняга совсем бы запутался.