Брачный контракт с мадонной
Шрифт:
Виталя вытащил пачку денег из внутреннего кармана, поднёс её к носу и понюхал отрывисто, как собака, которая ищет след. Запах исходил от денег — сложный, стройный, красивый, если можно так сказать о запахе.
Кажется, именно так пахло то письмецо, которое он сначала пожевал, а потом сжёг в своём подъезде под лестницей.
Кажется, именно так.
— Четвёртые сутки пылают станицы, Горит под ногами Донская земля,— донеслось из переплётного цеха чуть более весело, чем этого требовал текст.
Виталя
Это ж какие деньжища загребал тот тип, который сидел тут до него, если за одно только дело можно срубить миллион баксов?! Виталя вскочил и начал ходить по комнате, словно животное, которому необходимо подвигаться, но мешает ограниченное пространство.
С чего начать расследование? Он схватил бумажку с телефонами и адресами. Цифры, цифры, названия улиц, имена, фамилии тех, с кем можно поговорить. И пометки — подруга, муж, сосед, коллега…
С чего начать? Он будильник-то дома найти не может! Правда, никто за это не предлагал ему миллион долларов…
Виталя взял со стола фотографию и стал рассматривать. Дамочка, которая уставилась на него со снимка в упор, была рыжая, дерзкая, и совсем не похожа на ту, которая назвала себя Эльзой Львовной Перовой. Нет, черты лица, конечно, одни — высокий лоб, тонкий нос — не длиннее, не короче, чем надо, чтобы быть безусловной красавицей; подбородок — такой, который позволяет говорить об изяществе и породе; овал лица — Наталья Гончарова, не меньше; щеки, правда, чуть впалые, но это только придаёт лицу шарм и изысканность; глаза… Вот глаза были тем, что коренным образом делало Аду непохожей на сестру-близнеца. Глаза и причёска.
У Эльзы были весёлые, голубые глаза и копна белокурых кудрей. Ада смотрела на мир жёсткими тёмно-карими глазами и имела гладкую ярко-рыжую стрижку со странной, вызывающе ассиметричной чёлкой. Несколько прядей в этой чёлке были выкрашены в почти белый свет. Зачем городить на голове такой частокол из ассиметрии и цвета, Виталя не понимал. Вот Галка… Галка носила на затылке простой лаконичный хвостик, мыла волосы отваром крапивы и никогда их не красила…
Ада Львовна была не похожа на женщину, которая не имеет тайн. Она была похожа на женщину, которая не прочь бросить к своим ногам весь мир, и которая ради этого готова на всё. Ну, или почти на всё.
Гранкин вздохнул и отложил фотографию. Он, конечно, плохой физиономист, и психолог хреновый, но что-то ему говорит, что от таких дамочек, как эта Крылова, нужно держаться подальше.
С чего начать путь к миллиону?
Пожалуй, любое новое начинание нужно как-то обозвать для начала. Он теперь детектив и название «Тузик» на двери неуместно. Виталя встал и снял табличку с двери, благо, она просто болталась на верёвочке. Варианты названий зароились в голове как мухи, но все они никуда не годились Наконец, мелькнула какая-то ассоциация и Виталя вывел чёрным маркером с обратной стороны таблички — «Орхидея». Отлично! Оригинально, красиво, неглупо. Креативно, как теперь принято говорить. Конечно, он не повесит сразу табличку этой стороной, будет скрывать пока свои детективные делишки под «Ветеринарной клиникой „Тузик“. Но… может быть потом, если всё получится, он возьмёт лицензию, получит разрешение на ношение оружия… Виталя
Что дальше?
Он взял телефонную трубку и набрал номер Кирилла. Тот ответил мгновенно, будто сидел у телефона и ждал звонка.
— Кирюха, здорово! Есть у тебя какой-нибудь детективчик?
— Что?! — не понял Кирюха.
— Ну, книжка такая, где кто-нибудь кого-нибудь убивает, а сыщик потом расследует!
Повисло молчание, из которого Виталя сделал вывод, что Кирюха очень беспокоится за его вменяемость.
— Кирюха, я это, не чокнулся. Просто вечером почитать нечего.
— Слышь, Гранкин, а деньги тебе уже не нужны? — тихо спросил Кирилл.
— Нет. Да. Ну, в общем, они у меня почти есть.
Опять повисло молчание, и Гранкин окончательно убедился, что проходит у друга с пометкой «псих».
— А любовный роман тебе не сгодится? — спросил осторожно Кирилл. — У Наташки их пруд пруди.
— Не, — вздохнул Гранкин. — Мне б детективчик на ночь. Для теоретической подготовки, — ляпнул он, но тут же заткнулся.
— А может, придёшь вечерком? — предложил Кирюха. — Наташка с девчонками к подружке на дачу с ночёвкой уехала. Посидим, выпьем, а?!
— Не, Кирюха, — вздохнул Виталя, — я больше не пью. Кажется.
Эфир опять затопило молчание и Гранкин понял, что окончательно доказал свою невменяемость.
— Покедова, — сказал он Кирюхе и повесил трубку. Потом подумал и набрал Петровича.
— Петрович!
— Гранкин! Хорошо, что ты позвонил! Скажи, у тебя из кабинета ничего не пропало?
— Нет. А что? — удивился Виталя.
— Сандип из больницы звонил. Он припомнил, что грабитель, который ему оказывал помощь, забегал в здание типографии! Подумай сам, откуда у вора с собой жгут и бинты? Скорее всего, он у тебя их из кабинета попёр!
— Нет, Петрович, ничего такого я не заметил, — стараясь быть безмятежным, сказал Виталя. — Замок на двери цел, в кабинете вроде всё на своих местах. Знаешь, я думаю, раз он такой сознательный, этот грабитель, то мог и с собой перевязочный материал таскать.
— Да? — неуверенно спросил Петрович. — Странно всё это… А ты зачем мне звонишь?
— Петрович, у тебя есть детективчик? Вечерком хочу почитать.
— Детективчик? — хохотнул Петрович. — Вечерком почитать? У тебя ж жена родила! Насколько я знаю, при этом деле первые полгода не до детективчиков! В первые полгода вообще не до чего!
Сердце у Витали заныло, засаднило, застучало с перебоями где-то в горле.
— У меня Сашка спокойная, как танк, — сказал он. — Хошь — детективчик вечером читай, хошь — дамский роман.
— Ладно, есть у меня детективчик, — оживился Петрович. — Местный автор, сам себя издаёт за свои же бабки. Тираж только у меня печатает, я ему скидки хорошие даю. Наши бабы читали, говорят, забавно. Заходи, подарю книжечку.
Виталя брёл по вечернему городу. Под мышкой он держал детектив, а внутренний карман его пиджака оттягивали десять тысяч долларов. Вечерний город жил в обычном ритме вечернего города: светофоры мигали, пешеходы спешили, водители зло переругивались через полуоткрытые окна машин — нет на свете более раздражённых людей, чем водители, застрявшие в пробках.