Брачный транзит Москва-Париж-Лондон
Шрифт:
Не то чтобы эта новость ее безумно огорчила. Ведь, в конце концов, они никогда не говорили друг другу слов любви и не клялись в верности. Экстремальная ситуация, в которой они оказались в Москве, предопределила ход событий. А именно: Кристиан выполнял по отношению к Альке какой-то лишь ему ведомый долг чести, а она, в благодарность за это, готова была стать для него преданным и нежным другом. И вот теперь это хрупкое равновесие в их совместности было нарушено.
Она поднялась пешком на их пятый этаж. Не стала открывать ключом, а на всякий случай позвонила. Услышала, как Кристиан, напевая что-то, идет по коридору. Он распахнул
— Pas mal!
Конечно, неплохо. Плохо для Альки оказалось то, что Кристиан был не только благороден, но и по-французски легкомыслен. Он продолжал оплачивать ее учебу, счета, давал деньги на карманные расходы, помог оформить все необходимые для жизни во Франции документы, был ласков, то есть, можно сказать, вел себя безупречно. Но все чаще и чаще он возвращался за полночь. Несколько раз и вовсе не явился ночевать. И даже не счел нужным объясниться по этому поводу. А может, и правильно сделал.
Рождество прошло тихо. Новый 1986 год они встретили вместе, во втором часу к ним нагрянули его друзья. Было весело и пьяно. Потом жизнь пошла по-прежнему.
Через месяц Алька собрала вещи и сказала, что уходит. Она действительно решила перебраться к Ларисе, своей новой приятельнице, с которой они познакомились на занятиях в вечерней школе.
— Но как же так, Алекс!
Кристиан всплеснул руками, сказал, что не может ей этого позволить, переживал изо всех сил, но потом как-то успокоился. А когда Алька с благодарностью согласилась принимать от него ежемесячное небольшое пособие, даже воспрянул духом. Все правильно. Главное, чтобы условия игры были соблюдены.
Жизнь в «приживалках», хотя она вносила свою долю в оплату квартиры, оказалась не сахаром. Совсем не сахаром. Алька, которая привыкла все время быть сама себе хозяйкой и не попадать в мелочную зависимость на бытовом уровне, впервые поняла, почем фунт лиха.
Лариса была, конечно, доброй и милой. Во всяком случае, старалась, как могла. Однако чуткая Алька ежедневно ощущала на себе ее прессинг. Вольно или невольно Лариса показывала, кто в доме хозяин. Оставленная на столе чашка, открытая форточка, долго горящий по ночам свет, не вовремя включенная стиральная машина — все могло послужить поводом для мягкого, но все же упрека. И служило.
Алька поняла, что надо спасаться. Еще неврастении ей тут не хватало! Она стала искать квартиру и одновременно работу. При этом продолжала, как одержимая, изучать французский. Пора было становиться крепко на ноги и ни от кого не зависеть.
И очень скоро Альке, везучей по натуре, фортуна улыбнулась в очередной раз. Она нашла маленькую современную квартиру в Семнадцатом округе Парижа, на улице Бюдана, неподалеку от улицы Рима и вокзала Сен-Лазар, и съехала от Ларисы.
По сути, это была даже не квартира, а студия с большим окном во внутренний дворик в отстроенном недавно доме, и даже не столько во дворик, сколько в прелестный ухоженный сад. И сейчас в нем по случаю апреля цвели, как безумные, азалии.
И все это — цветущий сад за окном, чистая, светлая, пока еще без мебели, но со встроенной угловой кухней и маленьким душем в коридоре студия — все это, пускай на время, принадлежало ей.
Алька растянулась на светлом, в зеленую крапинку ковре и чувствовала себя совершенно, безоговорочно счастливой. Свобода, весна и
Прошел почти год. Кураж, который подхлестывал все это время Альку, не убывал. Ей словно дали зеленый свет: жизнь подняла ее на свою теплую волну и понесла вперед.
С Кристианом она поддерживала дружеские отношения. Они тихо и мирно развелись. Причем Алька не стала, по совету некоторых ушлых знакомых, оттяпывать у него половину имущества и выбивать пособие, чтобы потом жить припеваючи. Да ей бы такое и в голову не пришло. Так наказать человека, который, по сути, подарил ей мир! И после развода в нужную минуту Кристиан всегда приходил к ней на выручку. Но таких минут становилось все меньше и меньше.
Школу французского языка для иностранцев Алька закончила с отличием. Теперь она говорила и писала практически свободно. Еще одна победа. К тому же несомненный ореол удачливости вокруг Альки вызывал уважение и желание помогать этой похожей скорее на подростка, хрупкой светловолосой и ясноглазой женщине, столь отважно покоряющей вершину за вершиной.
Вскоре Алька нашла свою первую работу.
В престижную частную Школу бизнеса, где французы, работающие в крупных фирмах и в государственных структурах, изучали иностранные языки, она отправилась за компанию с русской девушкой Женей. Неожиданно легко Алька прошла собеседование, и из пяти претендентов (четверо были русские и одна — француженка-славистка) взяли именно ее.
Поначалу Алька удивлялась: зачем этим деловым и занятым людям мучиться, учить русский язык, от которого у них мозги сворачиваются в трубочку, если и в России, и во Франции существует бездна профессиональных переводчиков. Но вскоре она уразумела, что на деловых встречах, зачастую весьма конфиденциальных, знание языка партнера было просто необходимо. Иногда оно выручало даже в самых небольших количествах. «Здравствуйте», «прекрасная погодка нынче», «как поживаете?» — и лед отчуждения сломан, можно вести переговоры.
А переговоры вести приходилось теперь, по-видимому, часто. В России началась эпоха, прозванная «перестройкой». Вышел Закон об индивидуальной трудовой деятельности, предприимчивый люд воспрял и зашевелился, и то, за что раньше в Союзе можно было схлопотать на полную катушку, становилось нормой жизни.
Вообще, интерес ко всему русскому чрезвычайно обострился, чему способствовала (правда, не всегда в лучшую сторону) и хлынувшая во Францию третья волна эмиграции.
Школа, где теперь три раза в неделю Алька преподавала русский язык, находилась в Седьмом округе Парижа, на набережной Вольтера, у моста Руаяль. Когда Алька узнала историю здания, где размещалась школа, то поняла, что не уйдет отсюда, даже если ей урежут зарплату.
Здесь Вагнер написал увертюру к «Мейстерзингерам», Бодлер поднимался по этим же ступенькам, уже лелея в себе «Цветы зла». Рука Оскара Уайльда скользила по тем же перилам, которых касалась ее рука… Ну разве могло это оставить равнодушной литературно-сентиментальную до мозга костей Альку?
Если в отношениях с жизнью у нее и преобладал здравый смысл, то в отношении искусства она была законченным романтиком.
«…почтили Париж своим пребыванием» — эти слова, высеченные на доске у входа в школу, неизменно приводили ее в состояние почти экстаза.