Brainiac. Удивительные приключения в мире интеллектуальных игр
Шрифт:
«Ну, хотя бы обошлось без ядерной войны».
«Ну да, достаточно оказалось телеигры. Пожалуй, этот вариант предпочтительней».
«Так что ты собираешься делать со всем временем этого мира? Берджесс Мередит хотел всего лишь прочитать Диккенса. Какие безумные желания обуревают тебя?»
Тут она меня подловила. Честно говоря, я понятия не имею. По меньшей мере, я буду гораздо больше времени уделять семье. Могу снова пойти учиться. Могу писать. Могу снова заняться рисованием. Могу выстроить во дворе из «Лего» точные копии мировых достопримечательностей в уменьшенном масштабе. Мир велик, как всегда говорила нам в детстве мама.
Я вспоминаю, что мне говорил
Тут мне в голову приходит важная мысль: «За всеми хлопотами ты не забыла, что в следующий четверг у нас годовщина свадьбы?» — спрашиваю я Минди.
«Не забыла. Четыре года», — мы чокаемся стаканчиками с диетической колой.
«Вчера в самолете я понял одну вещь. Как по-твоему, что в самом начале сблизило нас друг с другом?»
«Ну, ты приставал к моим соседям по комнате, чтобы они нас познакомили, и…»
«Тривия».
«Ты хочешь сказать, что нас свела тривия? Мы разве играли в Trivial Pursuit или что-то подобное?»
«Вначале мы выяснили, что у нас есть кое-что общее. Две вещи. Помнишь?»
Минди берет минуту на размышление. «Что мы оба знали слова всех песен Once Upon a Mattress?»
«Это первая. Ты одолжила мне CD-диск с мюзиклом».
«Ну, знание бродвейских мюзиклов еще не показатель того, что ты увлекаешься тривией. Это может также означать, что ты гей».
Но я продолжаю: «И потом на следующий день после первого свидания мы снова встретились и перебрасывались цитатами из What’s up, Doc, помнишь?» Мы оба выросли на засмотренных до дыр видеокассетах с этой эксцентрической комедией 1972 года, так любимой обоими нашими уважаемыми семействами. Когда я в тот день уходил от Минди, она сказала: «Давай не будем говорить: „Прощай!“ Скажем друг другу „Au revoir“». «Нет, давай скажем: „Прощай!“» — ответил я на автомате. Тогда мы изумленно уставились друг на друга, поняв, что цитируем один и тот же фильм.
«Любовь с первого взгляда».
«Ну, возможно, мы бы никогда не узнали, что так прекрасно подходим друг другу, если бы не цитировали одни и те же фильмы и песни. Это нам показала именно тривия».
Похоже, я не смог убедить Минди. «Но подобные вещи происходят со всеми людьми. Люди находят какую-нибудь ерунду, о которой оба знают хоть что-то, чтобы было о чем поболтать, пока официант приносит ужин. Тебя послушать, так ни один брак, ни одни отношения, ни одна дружба где бы то ни было не обходится без толчка со стороны тривии».
«Да, именно так я и думаю, — соглашаюсь я. — Ну, за тривию!» Мы снова чокаемся стаканами с содовой, и солнце окончательно скрывается за гигантским кленом.
За сотни лет до того, как я построил себе новую веранду, и даже до того, как я ее заказал в Costco, и даже до того, как я женился на Минди, существовала небольшая кучка энтузиастов, которые, сами не зная почему, никак не могли насытить себя знанием Всякой Странной Хрени. Они отправляли каверзные вопросы в «Афинский Меркурий» в 1690-х и скупали все тома «Неизвестного об известном» Джона Тимбса в 1850-е. В 1920-х они
Кажется, каждые 20 лет поколения, сменяющие друг друга, переживают новый бум и новое падение интереса к тривии. Я спрашивал у Рея Хэмела, почему тривия всегда возвращается. В ответ он поделился своей теорией: «Тривия занимает людей тогда, когда их экономическое положение стабильно. Людям нужны развлечения. У них есть свободное время, и им приятно чем-то занять свои мозги. Когда же в экономике проблемы, они слишком заняты добыванием куска хлеба, чтобы замечать еще что-то вокруг себя». История показывает, что каждая новая волна массового увлечения тривией наступает сразу после разрешения экономических неурядиц, после окончания кризисов.
Проверив теорию Рэя самостоятельно, я должен признать, что в ней есть зерно истины. Успех «Спросите что-нибудь полегче!» пришелся на легкомысленную кульминацию Века Джаза, всего за два года до обрушения финансового рынка и начала Великой депрессии. Пик телевизионных викторин совпал с эпохой послевоенного благополучия в период президентства Эйзенхауэра, а их коллапс — с продолжительной игрой на понижение большинства участников рынка в поздних 1950-х — начале 1960-х годов. Университетская тривия расцвела в пору, предшествующую нефтяному кризису и глобальной рецессии 1973–1974 годов. А популярность Trivial Pursuit склонилась к закату около 1987 года — как раз время «Черного понедельника» — рекордного падения курса акций в течение одного дня за всю историю фондового рынка. Когда в 1999 году «Кто хочет стать миллионером?» сотворила новую сенсацию, интернет-пузырь был уже готов взорваться.
Если возрождение тривии на самом деле связано с экономическими циклами, то волна массового помешательства на этой почве нахлынет вновь, как это всегда происходило. Но сейчас тривия уже стала мейнстримом, феноменом, который незаметно окружает нас каждый день, даже тогда, когда не попадает в заголовки газет. Что есть Век Информации, как не окончательное и заслуженное установление господства тривии над миром? Возможно, «тривиализация» Америки сделает подрастающее поколение любопытными, умными и культурно развитыми гражданами, способными поддержать разговор о любом предмете, существующем под Солнцем, и тогда тривия спасет мир. Ну, или породит новое поколение лежебок, полных иронически-пренебрежительного отношения к паршивому старому «телеку», зато одержимых самой малозначимой спортивной статистикой и бонусными сценами фильмов на DVD. Время покажет. Но в любом случае тривия уже никуда не денется.
И отныне я — ее часть. Я отыскал святой Грааль любителей тривии — теперь я сам стал ответом на вопрос! Когда-нибудь, спустя десятилетия вопрос из Trivial Pursuit редакции 2000-х годов в категории «Люди и места» может поставить будущих игроков в тупик:
«Кто в 2004 году провел рекордную победную серию длиной в полгода в телевикторине Jeopardy! и выиграл $2,5 млн?»
Игроки начнут стонать от напряжения и бить себя ладонями по лбу. «Ты помнишь! Это же тот рыжий чувак, то ли из Юты, то ли из Айдахо, то ли еще откуда-то. Нам всегда бабушка летом про него рассказывала, пока мы не сдали ее в дом престарелых. Как бишь его?»