Брак по-эмигрантски
Шрифт:
— Погоди, — нахмурилась Белка, — тут что-то не то! Если обручальное кольцо не рассматривается большим судом, надо идти в малый.
— Какой малый? Что такое малый суд? Ни один адвокат мне про него ничего не говорил.
— Потому что они либо сволочи, либо сами не знают, грамотеи! Только деньги гребут! Это они умеют, а посоветовать по-человечески — черта с два! Слушай внимательно. Существует малый суд. Там рассматриваются дела до двух тысяч долларов. Адвокат в малом суде не нужен. Ты заплатила за кольцо чуть
Я опять пошла к Барбаре.
— Ваша подруга права, — подтвердила Барбара слова Белки, — вы действительно имеете право обратиться в малый суд.
— Так почему же вы об этом мне ничего не сказали? Я же вас спрашивала!
— Простите, дорогая, у меня как-то выскочило из головы, совсем забыла! Конечно, подавайте в малый суд, вы обязательно выиграете!
— Барбара, у меня к вам просьба: я несомненно пойду и подам в малый суд. Но если вам позвонит адвокат Гарика, пожалуйста, ничего ему об этом не говорите! Сделайте вид, что вы не знаете! Пусть это будет для них сюрпризом!
— Конечно, дорогая! Я ничего не скажу!
В малом суде всё оказалось очень просто. Я заплатила всего восемнадцать долларов и оформила вызов Гарика на заседание, которое должно было состояться через три недели.
Прошло несколько дней, и Барбара вызвала меня к себе.
— Мне звонил Шах, — сообщила она, — он спросил, зачем его клиента вызывают в малый суд. Я объяснила, что это по поводу кольца, и возникли осложнения.
— Барбара! — Я даже вскочила со стула и выбежала на середину комнаты. — Ведь я специально просила вас не говорить Шаху о кольце! Вы кого защищаете? Гарика? Вы ничего не перепутали?
— Ой! — захлопала глазами Барбара и схватилась за голову. — Я совсем забыла! Как же я оплошала! Простите меня! Я очень виновата! Я забыла! Пожалуйста, простите меня!
— Да что мне толку от ваших извинений! — бушевала я, наплевав на приличия. — Вы мне всё испортили! Понимаете? Ис-пор-ти-ли! Да что же это такое? Я вам заплатила столько, сколько вы просили, а вы мне всё испортили! Про малый суд я узнаю не от вас! Я прошу не говорить — вы говорите! Ну, как мы будем вместе работать?
Глаза Барбары наполнились слезами.
— Дорогая моя! Простите меня! Вы сами мать, а у меня очень больна дочь. Я сама не своя. Ей предстоит тяжёлая операция! Я забыла о вашей просьбе, но дело в том, что вы всё равно не можете идти в малый суд в настоящее время!
— Как не могу? Почему?
— Пока ваше дело не будет закончено в большом суде, вы не можете идти в малый. Это как пирог, который нельзя резать по кускам и есть в разных местах.
— Но вы же сами сказали, что кольцо к делу в большом суде отношения не имеет!
— Правильно! Но, если до большого суда вы пойдёте в малый, Шах сделает так, что весь ваш иск ограничится
— Это вам Шах сказал?
— Шах.
— Ещё бы! Уж теперь, благодаря вам, он подготовится, и сделает как ему нужно! А почему, когда я пришла к вам с этой идеей, вы мне про пирог ничего не объяснили? Я потеряла время, заплатила пусть небольшие, но деньги, и теперь надо всё отменять!
— Я сама отменю, вы не беспокойтесь.
— Конечно, я беспокоюсь! Ведь мне всё равно рано или поздно надо будет в малый суд подавать.
— Разумеется, я не просто отменю, я отложу. Потом можно будет возобновить. Ещё раз, простите меня, пожалуйста! Кстати, наш большой суд через месяц.
— Слава Богу! Хоть что-то положительное!
Радоваться было рано. Через две недели Барбара позвонила мне домой.
— Я перенесла суд на месяц.
— Почему?!
— В день нашего заседания моей дочке назначили операцию. Я не могу присутствовать.
Ну что я могла сказать? Дочка есть дочка. Невероятные совпадения! И всё так, как выгодно Гарику! Пришлось ждать ещё месяц. Лето подходило к концу. Я не замечала смены времён года, жила от одной судебной новости до другой, прокручивая в голове всевозможные варианты предстоящего разбирательства с Гариком.
За пару дней до заседания неожиданно позвонил Рвачёв. Тихим, покорным, даже просительным голосом сообщил мне, что стоит у моего подъезда. Ему необходимо со мной поговорить.
Так и быть, я спустилась вниз и вышла на улицу.
Увидев меня, Рвачёв насупился и сквозь зубы пробурчал:
— Хорошо выглядишь!
— Ты же убить меня хотел! Я, можно сказать, встречаясь с тобой, жизнью рискую, доверчивый ты мой! Ну, как там твоя жена? С работы ещё меня не уволила?
— Ну что ты начинаешь? Я же не ругаться пришёл. Был здесь рядом по делам. Очень хотел тебя видеть. Пойдём, посидим где-нибудь. Надо поговорить.
Мы нашли небольшое кафе в итальянском районе. Сели.
— Вот что я хотел тебе сказать, — Рвачёв говорил тихо и торжественно, видимо, он хорошо отрепетировал своё выступление. — У тебя искажённый взгляд на жизнь. Ты считаешь, что любое зло должно быть наказано. Так?
— Так, — согласилась я, мысленно приготовившись к обычной адвокатской ловушке.
— Теперь подумай. А вдруг ты ошибаешься? Если то, что тебе кажется злом, вовсе не зло? А ты хочешь его наказать!
— Конкретно, пожалуйста! Что не есть зло? Ты вымогал деньги, подсовывал мне фальшивки, врал, шантажировал меня устно и письменно, грозился убить… Это всё как? Добро?
— А ты пытаешься в красивую жизнь въехать на танке. Так добро не делают.
— Ты прав. Танк — это здорово! Мне это нравится! Я тебе даже стишок прочитаю, ты же любишь мои стишки, не правда ли?