Брак по расчету

Марлитт Евгения

Маленький Лео не дал ей окончить, он оттолкнул ее в сторону, подбежал к деду, держа в каждой руке по половине картинки.

– Рвать она все-таки не должна была! Ведь это глупо, дедушка! Не правда ли? – кричал он, вне себя от огорчения. –

Мне очень хотелось иметь эту картинку, это правда, а Габриель не давал, ни за что не хотел дать ее мне. Тогда она схватила этого чудного льва и разорвала его пополам!.. Посмотри!

– Не могу не восхититься вашим неподражаемым решением, госпожа мудрость, – сказал гофмаршал с едким сарказмом наставнице, которая, сознавая свою правоту, подошла было ближе и теперь в смущении потупила глаза.

Гофмаршал взял разорванную картинку и бросил на нее беглый взгляд.

– Габриель! – позвал он повелительно.

Мальчик вошел в комнату и остановился у двери, его ресницы были опущены, лицо сделалось бледнее обыкновенного.

– Ты опять малевал? – резко спросил гофмаршал, прищурившись, а потом устремил язвительный взгляд на трепещущего мальчика.

Габриель молчал.

– Ты опять стоишь, как будто и до трех не умеешь сосчитать, хитрец! А там, за проволочной оградой, ты совсем другой… Я знаю тебя! Только попусту портишь дорогую бумагу и поешь светские песни, как какой-нибудь язычник.

Эти слова потрясли Лиану, она с нежностью посмотрела на мальчика: эти песни бедный ребенок с

исполненным тревогой сердцем пел, чтобы успокоить свою взволнованную мать.

Гофмаршал потер бумагу пальцами.

– И откуда у тебя такая великолепная бумага? – продолжал он допрашивать мальчика.

Ключница, взявшаяся было за ручку двери, быстро повернулась и сделала несколько шагов в сторону гофмаршала. Ее лицо было совершенно спокойно, только всегда румяные щеки стали еще краснее обыкновенного.

– Это я дала ему, барон, – сказала она своим решительным тоном.

Гофмаршал обернулся.

– Что это значит, Лен? Как осмелились вы сделать это вопреки моей воле?

– Э, господин барон. Рождество исключительное дело: тут только и хлопочешь о том, чтобы за пару пфеннигов получить благодарность, а мальчика ничем так не утешишь, как этой бумагой… Детям кучера Мартина я подарила на елку много разных безделушек, и никто не осудил меня за это… Я весь год не забочусь о том, пишет или рисует Габриель, ведь это не мое дело, да я ведь ничего и не понимаю в этом. Я и подумала: а может быть, он нарисует Матерь Божию, ведь это не грех.

Гофмаршал смерил ее долгим подозрительным взглядом.

– Не знаю, или вы бесконечно глупы, или чрезвычайно хитры, – проговорил он, отчеканивая каждое слово.

Лен спокойно выдержала его взгляд.

Конец ознакомительного фрагмента.