Брак по расчету
Шрифт:
Странное дело, но почему-то едва Кристина решилась на бунт (который, она была свято в этом уверена, сестра одобрила бы!), ей сразу стало легче. Она почувствовала себя уверенней, и эта уверенность передалась окружающим.
Конечно, Кристине было не по себе от того, что она лишает мать возможности попрощаться с Дианой, но Крис предпочитала не думать о неприятном, ведь договориться с Харриет было невозможно. Сидя в пустом зале, она утешалась мыслью, что рано или поздно мать поймет ее и простит. Однако надежды на это было, честно говоря, мало.
Опасаясь, как бы мать не догадалась о
Но и оболочка была ей дорога. Кристина в последний раз посмотрела на руки, которые столько раз обнимали ее в минуты горя и радости, на ноги, которые всегда старались угнаться за старшей сестрой, на густые, блестящие волосы… Сколько раз Кристина подстригала и причесывала их, втайне мечтая иметь такую же копну волос!
Никто не будет тосковать по сестре так, как она… А ведь еще недавно Крис была уверена, что всегда будет видеть сестру — и в тридцать лет, и в сорок, и совсем старенькой бабушкой… Но судьба распорядилась иначе. Отныне Диане всегда будет двадцать шесть. А она, Крис, постареет… Постепенно они отдалятся друг от друга, и непонятно, останется ли между ними хоть что-то общее, когда они, может быть, встретятся там, за чертой жизни…
Господи, как все несправедливо! Ведь на свете столько негодяев: наркодельцов, убийц, насильников… Почему они наслаждаются жизнью, греются на солнышке, вдыхают аромат роз, слушают шепот ветра, играющего кронами сосен? Почему их ничто не берет? Какой в этом смысл?
«Почему? Почему? Почему…» — безжалостно стучало в висках.
Кристина убрала со лба сестры прядку волос. Она не могла себе простить, что в последние годы у нее почти не находилось времени для Дианы. Вечные дела, бесконечная суета… И вот итог: ей почти нечего теперь вспомнить. Юность сестры прошла далеко от нее.
Волны горя захлестывали Крис с головой. Не в силах больше сдерживаться; она уткнулась лицом в ладони, по-детски пытаясь отгородиться от страшной, душераздирающей картины, и тихо заплакала.
Однако когда дверь за ее спиной отворилась и человек в коричневом пиджаке сказал, что пора прощаться, Кристина сразу же взяла себя в руки. Сдержанно поблагодарив служащего, она поцеловала Диану, подождала еще минут пятнадцать — для верности — и, убедившись, что кремация закончилась, поехала к матери.
Но на полпути вспомнила про ребенка.
Глава 3
Крис минут десять не решалась войти в отделение, где выхаживали новорожденных: ходила взад и вперед по коридору, несколько раз, вроде бы собравшись с духом, тянулась к дверной ручке, но в последний момент так и не могла ее коснуться. И при этом не понимала сама, что с ней творится. Она ведь не робкого десятка. Страусиная политика — это не для нее!
У входа висела доска объявлений. Подозревая, что больше всего ее страшит неизвестность — она же никогда в жизни не была в роддоме, — Крис внимательно прочла все надписи и долго разглядывала фотографии.
Фотография притягивала Крис как магнит. И чем больше она на нее смотрела, тем яростней закипал в ее груди гнев. Ведь на месте сфотографированной женщины вполне могла бы оказаться Диана! Если бы… если бы не этот заморыш… Зачем она его родила?
Конечно, злиться на малыша было нелепо, но Кристину не покидало чувство, что не будь его, Диана бы вылечилась и родила потом не одного, а нескольких детей. Однако сестра предпочла пожертвовать ради ребенка своей жизнью. Жизнью, которая только начиналась и сулила столько надежд…
«Как тебе не стыдно! — упрекнула себя Кристина. — Что ты привязалась к ни в чем не повинному младенцу! Разве он просил его рожать?»
Но ее сердце оставалось глухо к доводам разума. Сколько бы она ни убеждала себя в обратном, в висках стучало: «Диана погибла из-за него! Из-за него она отказалась от операции, от облучения, от химиотерапии».
Пусть даже она не смогла бы после этого родить. Ничего страшного! Взяла бы приемных Детей. Какая, в конце концов, разница? Главное, она была бы жива!
Нет, пожалуй, сегодня смотреть на младенца не стоит. Хватит с нее переживаний! Нужно еще оставить силы на объяснение с матерью, которое тоже будет, мягко говоря, нелегким. Младенец не убежит. К нему можно приехать и завтра, решила Кристина и направилась было к двери, как вдруг из родильного отделения вышел сияющий мужчина. Он был в хирургическом халате, бахилах и докторской шапочке, но Кристина почему-то сразу догадалась, что перед ней новоиспеченный отец. Вслед за ним в коридор выбежало еще пять человек. Все были взволнованны, радостно галдели, обнимались и поздравляли друг друга.
Медсестра в коричневых брюках и пестрой блузе поднесла новорожденного младенца к специальному окошку, и его появление вызвало новую бурю восторгов.
Крис еще больше погрустнела, но, с другой стороны, увиденная сцена произвела в ее душе неожиданную перемену: минуту назад она относилась к племяннику чуть не как к врагу, а тут ей вдруг захотелось защитить его от мира, который обошелся с ним так незаслуженно жестоко. И хотя радоваться его появлению на свет было, конечно, нечего, ибо оно повлекло за собой гибель Дианы, бросить младенца на произвол судьбы Крис тоже не могла. Диана бы ей этого не простила!
Набравшись мужества, Крис переступила порог отделения интенсивной терапии и назвала свою фамилию. Дежурная медсестра велела ей вымыть руки с мылом и надеть больничный халат, после чего провела Крис к младенцу.
Сын Дианы лежал на пеленальном столике. Крис потрясенно застыла, не веря своим глазам. Он был такой маленький, такой тощенький — кожа да кости! Щечки впалые, глазки ввалившиеся…
— Можете его потрогать, — раздался чей-то тихий голос.
Крис недоверчиво посмотрела на медсестру, стоявшую по другую сторону пеленального стола. На бирке, пришпиленной к ее халату, было написано «Алекс Стоддарт». Во взгляде голубых глаз сквозило сочувствие.