Брак по-сицилийски
Шрифт:
У нее заболело сердце при виде явного недоумения на его лице. Она понимала его беспокойство. Но что она могла сказать ему, чтобы его успокоить? Только не правду.
— Иногда больше и не нужно, пап, — грустно повторила она слова Чезаре.
— Но…
— Я понимаю ваше замешательство, Чарлз, — очень учтиво сказал Чезаре, — но Робин взрослая женщина, достаточно взрослая, чтобы принимать решения о своем будущем.
— И делать свои собственные ошибки, — нетерпеливо вставил отец.
У Робин перехватило дыхание, когда она увидела, как Чезаре смотрит на ее отца
— Мое замужество не будет ошибкой на этот раз, пап, поверь мне, — она подошла к Чезаре и встала рядом с ним, не касаясь его. — Мы любим друг друга. Мы хотим пожениться как можно скорее. И мы… Я прошу твоего благословения, — она смотрела на отца таким же умоляющим взглядом, каким несколько секунд назад смотрел на нее он.
— С вашим благословением или без него мы намерены пожениться, — решительно заявил Чезаре.
Мельком взглянув на него, Робин поняла — он вот-вот потеряет контроль над собой, что ему совсем не свойственно.
Возможно, ему не нравилось ее поведение. Но ей в свою очередь не нравилось, когда ею манипулируют!
Чезаре только тем и занимался, что манипулировал ею — с того самого момента, когда он появился в этом доме два дня назад и огласил свои требования.
— Если так, то у меня нет выбора, не так ли? — устало сказал Чарлз. — Если ты, Робин, действительно хочешь этого, я желаю вам счастья.
Робин было стыдно и больно лгать отцу, но выбора действительно не было. Известие о том, что Симон проиграл свою долю в «Ингрэм паблишинг», ранило бы Чарлза куда больнее, чем этот импульсивный брак его дочери.
— Да, я хочу за него замуж, пап, — спокойно произнесла она.
Слушая разговор отца и дочери, Чезаре неожиданно для себя впал в задумчивость.
Он не мог понять, почему его так взволновала эта сцена. Разве он не использовал глубокую любовь между отцом и дочерью для того, чтобы принудить Робин к браку?
— Я позвоню Камерону, чтобы принес шампанское…
— Боюсь, мы с Робин должны уйти, у нас еще кое-что запланировано, — Чезаре чувствовал на себе удивленный взгляд Робин, но продолжал неотрывно смотреть на Чарлза. — Нам еще очень многое надо обсудить, — смягчая тон, добавил он.
— Да, конечно, — с усилием согласился Чарлз. — Я… Ты вернешься сегодня домой, Робин? — вежливо спросил он.
— Я…
— Нет, не вернется, — твердо сказал Чезаре.
— Понимаю, — лицо Чарлза стало еще грустнее. — В таком случае я поговорю с тобой завтра, Робин, — ласково сказал он дочери.
У Чезаре не было никаких сомнений относительно того, о чем Чарлз собирается говорить с Робин.
— Непременно надо было быть таким… таким неуступчивым? — спросила Робин, как только они уселись в спортивный автомобиль Чезаре — раньше такими машинами Робин могла полюбоваться только в очень дорогих автосалонах.
— Я не видел особого смысла создавать у Чарлза впечатление, что у нас есть какие-то неясности
Возможно, и так. Но бедный папа, он выглядел таким растерянным, когда они уходили. Конечно, его ошеломила поспешность, с которой они приняли решение прожить оставшуюся им жизнь вместе.
О боже…
Ее сердце упало, ладони стали влажными от одной мысли об этом замужестве, не говоря уже о том, чтобы провести с Чезаре всю, всю жизнь до самого конца. Он абсолютно не похож на Джила. У того были безупречные манеры и предупредительность, доходившая до того, что он спрашивал согласия Робин, прежде чем заняться с ней любовью. Довольно раздражающая особенность, но будь у Чезаре поменьше самоуверенности и напора — было бы очень славно.
Славно?
Звучит смешно, так непохоже на Чезаре.
Тяжело вздохнув, Робин откинулась на спинку сиденья.
Бессмысленно обсуждать с Чезаре его поведение.
— А что там у нас запланировано? — раздраженно спросила она.
Чезаре не ответил, только взглянул на нее искоса. Этот взгляд сверкнул в полутьме автомобиля. Взгляд, от которого у нее запылали щеки и учащенно забилось сердце.
Она с трудом перевела дыхание.
— Я думала, мы не должны спать в одной спальне до свадьбы, потому что Катриона здесь? — напомнила она.
Чезаре казался невозмутимым.
— Я решил, что меня больше не волнуют впечатления Катрионы.
— А если меня волнуют?
— Придется вам преодолеть себя.
Резерв жертвенности Чезаре исчерпался. Он хотел Робин, хотел с такой страстью, от которой стонало все его тело.
Робин враждебно посмотрела на него:
— А если я не в настроении изображать сегодня покорную женщину?
Ясно, она опять старается спровоцировать спор. Ну, к несчастью для нее, она выбрала неправильный способ.
— Покорность — последнее, чего я жду от вас, Робин. Я желал бы, чтобы вы царапались, кусались и стонали — в экстазе, конечно, — улыбаясь одними губами, сухо сказал Чезаре.
— Это пока вы не знаете, куда я вас ударю.
Чезаре чуть не рассмеялся. Да уж, покорная женщина, ха! Чего-чего, но покорность… Она совершенно несвойственна Робин.
— Так или иначе, мужчина и женщина могут получить удовольствие разными способами.
Бросив на него беглый взгляд, Робин отвернулась и стала смотреть в окно.
Ей удалось бы изобразить безразличие, если бы не слишком громкое, возбужденное дыхание, если бы ее грудь не вздымалась и не опускалась так быстро.
Чезаре, улыбаясь, вдавил в пол педаль газа. Предвкушение желанной близости увеличивало его нетерпение с каждой секундой, а когда он парковал машину в подземной стоянке отеля «Гамбрелли», оно стало почти невыносимым. Чезаре выскочил из автомобиля и обежал его, чтобы открыть Робин дверь. Он не мог больше ждать, ему нужно было по крайней мере почувствовать ее вкус.