Браконьер. Назад в СССР. Книга 1
Шрифт:
Не теряя зря времени, я быстро отвязал плот и его потихоньку понесло дальше. За следующим поворотом реки русло постепенно сузилось. Появились деревья, густые ветви которых нависали над водой, отчего мне снова пришлось орудовать веслом. Если я тут застряну, вытолкнуть плот в одиночку уже не получится.
Снег посыпал еще сильнее, видимость быстро упала до двадцати метров. Я начал переживать, что могу пропустить какое-нибудь поселение и просто проплыть мимо.
То ли стало еще холоднее, то ли сказывался тот факт, что я практически не двигался, но я начал подмерзать. Если бы
Через несколько часов я серьезно озадачился проблемой голода.
Желудок люто урчал – от съеденной вчера рыбы не осталось и следа.
Можно было бы попробовать вновь половить рыбу, но у меня не было червей. А учитывая усилившийся снег, искать гнилые бревна в округе было глупо. Да и рыбачить тут было совсем неудобно. От ружья толку не было – оно лежало рядом, но выбрасывать его я по-прежнему не собирался. Такими предметами не разбрасываются просто так.
Меня начали посещать беспокойные мысли, что я угодил в глухую тайгу и что людских поселений поблизости нет и не будет. Честно говоря, стало немного страшно. Сколько я так буду плыть? Вдруг, с каждой минутой я, наоборот, все дальше и дальше уплываю от деревни или села? Черт возьми, сколько я протяну без еды? Без оружия?
Взял себя под контроль. Я прожил насыщенную жизнь, опыта и знаний – вагон и маленькая тележка. Конечно, к выживанию в тайге я был не приспособлен, но если захочешь жить – всему можно научиться. Человек вообще удивительное существо, будет жаловаться, сколько угодно, но при необходимости адаптируется к любой среде и приспособится к любым условиям.
Человек может прожить без пищи около двух недель. Но даже тогда возможны варианты. Учитывая наступившее время года, прокормиться в лесу просто нечем… Какие-нибудь замороженные ягоды, мелкие звери или птицы. Нужны силки, но их ставить я не умел. Все это одна проблема, которую нужно было как-то решать.
За короткое время мой плот превратился в плавучую льдину – все засыпало снегом. Пришлось несколько раз сгребать снег в воду. В очередной раз я настолько увлекся этим процессом, что не сразу услышал голос…
– Эй, на плоту! – раздалось с берега.
От неожиданности подскочив, я завертел головой по сторонам. На заснеженном глинистом берегу, среди сухого камыша я увидел человека в каком-то меховом тулупе, чудаковатой шапке-ушанке и в сапогах. В руках у него было ружье, за плечами большой вещевой мешок. На боку висел топорик, а через плечо был перекинут патронташ. По заросшему седеющей бородой лицу сложно было определить возраст человека, но тот явно был уже немолод.
– День добрый! – громко поприветствовал я, тут же вооружившись веслом.
Кем бы он ни оказался, непременно нужно было выяснить, где я нахожусь и куда двигаться дальше. Попытался направить плот к берегу, но получилось у меня это не сразу. Когда же бревна все-таки уткнулись в илистый берег и мне удалось кое-как пришвартоваться, я поторопился сойти на твердую почву.
– Э-э… Кто ж тебя так учил веслом орудовать? – прищурился
– Никто, – опешив, ответил я, остановившись в нерешительности.
– Странно… – тот медленно двинулся ко мне, с подозрением всматриваясь в мое лицо. – Кто такой? А-а, постой-ка… Из группы Снегирева?
– Чего?
– На Снегирева работаешь, говорю? – повысил голос тот.
Само собой, кто такой Снегирев я и понятия не имел. Но на всякий случай кивнул.
Несмотря на густую седую бороду и усы, я подметил, что охотник почти старик, возрастом за шестьдесят. Однако выглядел он молодцом. Высокий, широкий в плечах. Дряхлости ни в одном глазу – достойно уважения.
– Плот твой? – он кивнул на мое плавсредство, где только и лежала что заснеженная связка веток и смятое одеяло. Ну и еще догоравший костер, от которого вверх поднималась едва заметная струйка дыма. – Чего ружье бросил? Как ты тут вообще очутился?
– Заблудился, – брякнул я, затем торопливо добавил: – Слушай, отец… Далеко до города?
– Города? Какого еще города?
– Ну, я не знаю… – с сомнением произнес я. – Город, деревня. Хоть что-нибудь есть поблизости?
– Кроме Соболевки тут ничего нет, – задумчиво ответил тот, продолжая смотреть на меня хмурым взглядом. – В двенадцати километрах. Ты, что ли, сам дороги не помнишь?
Я шумно вздохнул. Оглянулся на плот, затем снова посмотрел на старика.
– Тут дело такое произошло… – неуверенно начал я. – Несчастье. Медведь на охотника напал, порвал его.
– Медведь? – удивленно поднял бровь тот. – Нет тут никаких медведей. Уже лет семь как. Ты самогонки перебрал, что ли?
– Да при чем тут это? Трезвый я, ни в одном глазу! – вспылил я. Разговор не складывался. Старик смотрел на меня с явным недоверием, его вопросы начали меня раздражать. Наверняка, с виду я и впрямь выглядел странно. Как браконьер.
– Что за ерунду ты мелешь? Где остальные?
– Да блин, отец! – возмутился я, затем поторопился я объяснить ситуацию. – Ты прости меня… Я вообще ничего не помню: ни кто такой этот Снегирев… ни даже своего имени. Тут вот как получилось… Я на поляне какой-то очнулся, не помню ничего. Может, головой стукнулся, может, кто стукнул. Не знаю. Лес кругом, рядом река. В десяти метрах от меня тело разорванное лежит, палатка валяется, вещи разбросанные. Ничего не помню. Как на поляну попал, кого загрызли… Только оклемался, а тут медведь откуда ни возьмись. Ружье есть, патронов нет. Недобро он на меня смотрел, как на добычу. Я отходить начал, а он за мной. Я развернулся и бегом к реке. Повезло, плот заметил. В общем, так и ушел. Ну и вот, почти сутки плыву, сам не знаю куда.
Несколько секунд тот смотрел на меня внимательным и пронизывающим взглядом. Обратил внимание на порванный бушлат, самодельный капюшон. Затем, едва заметно усмехнувшись, закинул ружье на плечо и произнес:
– Не хочу я тебе помогать!
– Почему?
– Потому что браконьеров не уважаю. Да и сам Снегирев – то еще дерьмо.
Я растерянно покачал головой, но охотник расценил это по-своему.
– Да твою ж мать… Не браконьер я. Я вообще не понимаю, где нахожусь. Не помню ни хрена!