Брат-чародей
Шрифт:
— Это что здесь? — рявкнул чародей.
…То, что дальше произошло, было невозможно, невероятно и просто глупо. Услышав знакомый голос, Гражена с воплем взвилась в воздух и прыжком повернулась в обратную сторону — теперь направляя своё импровизированное оружие против подошедшего защитника!
— К чёрту! — рявкнула она ему в ответ. — Т-ты!!
И это было так странно, что все вокруг на мгновение оцепенели. Замерли в своём танце, наверное, даже редкие снежинки… А когда это мгновенное оцепенение, длившееся, казалось, целую вечность, схлынуло —
Внутреннее чувство изменения оказалось таким сильным, что его почувствовали даже нетрезвые и распалённые злостью парни. В этой ситуации, в новом противостоянии они были лишними.
Глупее не бывает!…
Конечно, можно было и дальше разбираться за нанесённую им обиду — но это чем-то было похоже на попытку погреться в лучах вчерашнего солнца. То, как их противник легко и не задумываясь подставил им спину, лишало их возможную забаву всякого интереса.
Для сохранения своего лица бросаясь негромкими эпитетами вроде "точно бешеная…", "ещё укусит…", они, не сговариваясь, развернулись, подхватили Габри и не спеша отправились дальше по своим делами.
Их уход со сцены заметила только Дженева: ни Гражена, ни Айна-Пре, похоже, уже ничего не видели, кроме друг друга.
Дочь барона всё так же стояла, занеся оружие и дрожа от ярости.
Чародей смотрел на неё с выражением какого-то удивлённого недоумения; не то, что бы замерев, но просто не двигаясь с места и ничего не говоря.
Вдруг его лицо дрогнуло, а уже в следующее мгновение он бросился в поклон глубокого извинения — и так и замер. Гражена зарычала… и, словно немного очнувшись, опустила руки. Потом со всего размаха и с такой силой метнула уже ненужную палку на кирпичный забор, находившийся на приличном расстоянии, что та жалобно треснула.
Айна-Пре остался стоять недвижно склоненным и даже не поднял опущенной головы.
Не говоря ни слова, Гражена шагнула в сторону, обходя стоящего у неё на пути чародея, и решительно зашагала вперёд. Всё ещё не пришедшая в себя Дженева немного пометалась на месте, не зная, что ей делать — бежать ли за Граженой или извиняться перед чародеем — наконец решилась и, всё оборачиваясь на уже выпрямившегося и удивлённо смотрящего вслед Гражене Айна-Пре, неловко побежала вслед за подругой.
Догнала она её, размашисто шагающую, нескоро, когда уже улицы снова стали оживлёнными и шумными.
— Гражен, ну подожди, — выдохнула она, — да подожди же ты…
Гражена резко остановилась и обернулась к подруге.
— Чего тебе?
— Да подожди же ты…
— Чего ты? — уже мягче повторила та.
— Ох, не могу, ноги дрожат… — Дженева прислонилась к стене какого-то здания и бессильно съехала вниз. — Если бы ты знала, ка-ак я испугалась.
— Да? — хмыкнула Гражена. — Трусиха.
— Да куда уж мне до тебя. Ох… Ну ты, конечно… Ну ты, конечно была — ого-го! Как эти — ну помнишь, мы читали? Древние
Польщённая сравнением Гражена подошла к подруге и села рядом с ней, так же опёршись о стену.
— Терпеть не могу пьяных, — в который раз за этот вечер повторила она, но теперь уже гораздо миролюбивее. — Ну что, пойдём? Люди же смотрят.
— Да, сейчас… Если только встану, — со смехом призналась Дженева.
Гражена засмеялась вслед ей и, легко поднявшись на ноги, помогла подруге принять вертикальное положение.
— И хорошо, что Айна-Пре оказался там, — негромко, как о чём-то неважном пробормотала отряхивающаяся Дженева.
— К чёрту твоего Айна-Пре! — ощетинилась дочь барона.
— А извиниться перед ним тебе бы всё-таки стоило, — решилась Дженева, подняв свой взгляд прямо в её глаза.
Гражена глухо посмотрела в её посерьезневшее лицо. И отрезала:
— Обойдётся.
Барон Трене Гордый, отец Гражены, не любил хвастунов. Если кто-то при нём начинал распространяться — мол, я умею то-то и то-то, а ещё вот что могу — Трене нарочито равнодушно бросал: "А во вчерашний день сбегать можешь?". И что-то было в этих словах, от чего собеседник скучнел и переводил разговор на другое.
Гражена ещё маленькой восприняла этот урок — не пытаться выдавать из себя больше, чем ты есть. В глубине души она даже гордилась тем, что отец никогда не предлагал ей самой сбегать во вчерашний день.
Но одержанная ею в тёмном переулке тройная победа впервые пошатнула веру в мудрость ясного понимания невозможности вернуться в минувшее.
О, несомненно, было очень приятно знать, что ты не только не испугалась нападения мужичья, но и смогла достойно отразить его.
И какой сладкой песней разливалось во всём теле осознание: у неё наконец-то получилось доказать Айна-Пре! О, каково было вспоминать, как дрогнуло его недоумённое лицо, как он склонился пред ней!
Но всё это меркло перед неимоверным чувством облегчения и освобождения, которое вдруг и щедро родилось от третьей победы; победы над тем, кого не было тогда в том переулке; победы над тем, что давно минуло.
В том переулке не пьяный Габри отлетел от её такого лёгкого и точного удара; это был Тэиршен. Тот Тэиршен из прошлого лета, которого она ещё несколько секунд назад любила всем сердцем — и одновременно тот Тэиршен, который уже в следующее мгновение нависал над ней неотвратимым, деревенящим ужасом. Тот Тэиршен, который, как оказалось, тяжёлым грузом жил все эти долгие месяцы в её памяти.
Гражена словно вернулась в давно прошедший день давно минувшего лета — и не просто вернулась, но и исправила допущенную там ошибку. Одним ударом она освободилась от того чувства страха, от стыда за слабость и бессилие и от неуловимо преследовавшего её с тех пор запаха гнилой моркови.
Как это оказалось просто!…
И как вовремя. Буквально несколько дней спустя после той незабываемой ночной прогулки по старому порту Гражена влетела в комнату Дженевы, только что вернувшейся со своих уроков, и с порога, на одном дыхании, выпалила: