Брат гули-бьябона. Рассказы и повести о снежном человеке. Том II
Шрифт:
Да. Гули-бьябон в этих краях — царь зверей, владыка гор.
В те минуты я был так рад встрече со своим Чо, что даже не подумал: каково было бы мне, если б стая красных волков охотилась на этой стороне пропасти, где шел я. Впрочем, я, наверное, ни о чем не думал. Я спел своему Чо нашу уральскую частушку «Милый, чо, да милый, чо…» и, как мальчишка, впервые познавший эхо, бодро и беспечно кричал вместе с Чо, когда он время от времени останавливался и звал свою Аа:
— А-а-а! А-а-а!..
Эхо далеко разносило наши дружные голоса по горам, сверкавшим на солнце заснеженными гребнями и гранями льда, отшлифованного
Наши веселые крики тогда и принесли мне новые грустные приключения.
Нивесть откуда и совершенно неожиданно на меня налетела моя рыжешерстная похитительница Уа. Она догнала меня так ловко, что я не слышал ее шагов и обернулся лишь тогда, когда на моей спине оказалась ее косматая ручища. Я успел только увидеть, что она негодующе сузила в темные щелки свои желтые глаза, как это делают злые девчонки. В следующий момент я получил от нее затрещину по уху и, наверное, грохнулся наземь, потеряв сознание. А может быть, и не успел упасть, как она подхватила меня, взвалила на плечи и потащила.
Что теперь сетовать и рассуждать! Возможно, не орали бы мы со старым Чо — Уа не успела бы отыскать меня. И Чо меня не отдал бы и прогнал ее. И молодая красавица Уа жила бы себе и жила. И тогда бы, возможно, мы не встретили экспедицию мистера Кэнта… Эх, если бы да кабы, да во рту росли грибы!
Я пришел в себя от обжигающего ветра, который колол лицо, шею миллионами сухих, словно песок, снежинок. Уа несла меня сквозь буран и тяжело дышала. Я отвернулся от ветра, пошевелился, кое-как натянул на голову капюшон, обхватил рукой свою владычицу за шею, вернее за то место, где должна быть шея, сунул пальцы поглубже в ее шерсть.
Уа почувствовала, что я жив, повернула ко мне румяное волосатое лицо, оскалила в приятельской улыбке свои крупные зубы, ласково поурчала и прибавила шагу. От нее пыхало жаром, и если б не сногсшибательный ветер, то над нами взвивались бы клубы пара. Ее голова, живот, бедра заиндевели, а на шерсти ниже колен висели крупные ледяные сосульки. Но она шла и шла, только ей одной ведомо, куда, потому что в трех шагах из-за мчащейся снежной пелены ничего не было видно.
Здесь, в горах, на крыше мира, вдали от морей, при резко континентальном климате, естественны и дневной нагрев, и ночное охлаждение почвы. Утрами всегда заморозки, а взойдет солнце, накалит каменные громады, и стоит теплынь градусов до двадцати. Но после заката все опять быстро остывает. И бывает такое резкое понижение температуры, что я закрываю уши. А ведь они у меня уральские, и до минус двадцати пяти, а то и до тридцати в Свердловске я никогда не опускал верх ушанки.
Неожиданное падение температуры здесь вызывает сумасшедшие ветры, прямо-таки уральские бураны и пургу. С той только разницей, что здесь не поймешь, то ли это снег из туч, которые опять-таки неизвестно где, наверху или внизу, то ли это снег сдувает с вершин, и поэтому он такой крупный и льдистый. А эта снежная буря была такая сильная и холодная, что я заподумывал: уж не пришла ли зима, может быть, Уа несет меня несколько месяцев?
Мы вошли (странно звучит «мы вошли», когда я лежу на загривке, и меня быстро
Я сказал Уа, дескать, давай здесь остановимся.
— Чо, Чо! — ответила она, показывая рукой назад и пошла еще быстрее.
«Хорошо, — думаю, — значит, мой Чо идет за нами. Но откуда Уа это знает?» — тут же усомнился я. При всех самых высоких способностях чуять запахи, шорохи и еще черт знает что, едва ли можно в этакий снежный буран догонять по следу и, тем более, ощущать чье-то преследование.
«Выдумывает все эта Уа!» — решил я и впал было в самую настоящую меланхолию. Мне стало все равно, на все наплевать, будь что будет!
Однако мысли есть мысли. Думать — прекрасное свойство человека! Оно все время беспокоит тебя, напоминает о том, что ты жив, живешь, а отсюда появляются мысли: зачем и для чего живешь, и что ожидает тебя в будущем, и что ты сам можешь и должен сделать для своего будущего.
Я никогда не был пессимистом и не стал им здесь, в обществе гули-бьябонов. Среди них уныния не бывает. Может быть, потому что они не читали стихов Есенина, не учатся и не получают двоек, их не продергивают в стенной газете за плохое поведение — не знаю! Это сложный философский вопрос.
Но, во всяком случае, например, тоскливый свист неистового ветра и мрачная завеса калейдоскопически вертящегося перед глазами снега, которые могут нагнать на слабонервного человека полное отчаяние, — в гули-бьябо-не пробуждают только энергию и упорство, прилив упрямых сил и неукротимую волю. В этом они похожи на наших альпинистов, туристов, геологов-разведчиков и вообще на всех тех, кто одержим страстью достичь намеченной цели.
Подставляя ветру и снегу лицо, я стал думать о своем научном сообщении в родном университете: «Человекоподобное существо — гули-бьябон».
Я увлекся и перестал замечать окружающее.
Я сделал твердый вывод, что гули-бьябоны не дикие животные, а люди, стоящие на самой первой ступени человеческого развития. У каждого из них есть зачатки характера. Да-да, именно характера. Ведь у дикого животного, как известно, не может быть характера, а только темперамент.
Очень жалею, что у меня не было таких мыслей прежде, когда мы в общежитии спорили с Колькой Ильинским. Колька много раз доказывал, что главное у человека — темперамент, это, дескать, его внутренняя сущность, непеределываемая основа. У одних, дескать, есть страстная порывистая настойчивость, а у других ее нет, и с таких, дескать, взятки гладки. Колька прикрывался тем, что он флегматик по темпераменту, и был подчеркнутым пижоном, антиобщественником.
До чего же ты, Коля, примитивен! У тебя темперамент гули-бьябона, они тоже, как ты, медлительны, и их как будто бы ничем не удивишь. Но если у гули- бьябонов это естественно здесь при низкой температуре, в суровых условиях высокогорной жизни, в разреженном воздухе, то у тебя это просто отсутствие высокоразвитого интеллекта. И ты еще этим рисуешься, подолгу не ходишь в парикмахерскую, говоришь, что это твой стиль. Ты просто равнодушный ко всему человек. Тебе лишь бы хорошо и вовремя поесть, поярче одеться да не заболеть; чуть вскочит прыщик на морде — у тебя уже трагедия!..