Брат мой, враг мой
Шрифт:
Он встал, как обычно, ощущая в душе какой-то осадок, словно от неизлитой накануне злости, и непонятное беспокойство, которое вынуждало его спешить, спешить, спешить, будто в состязании на скорость, не зная, что за приз он получит, если победит, и какая кара его ждет, если он проиграет. Он всегда просыпался с таким ощущением. Сколько он себя помнил, они никогда не покидало его. Это был один из признаков, по которым Волрат, пробуждаясь, узнавал самого себя.
Его слуга Артур давно уже был на ногах. Волрат с вежливым безразличием бросил «доброе утро», потом быстро и безмолвно съел завтрак. Перед домом на длинной асфальтовой дорожке под солнцем чудесного утра блестел ожидавший его автомобиль. И только сев за руль, Волрат
На длинном низком открытом «кэнинхеме» он развил слишком большую скорость для такой дороги, но всё же держался известного предела, чтобы грузную машину не бросало из стороны в сторону. Она летела вперёд, как ярко-голубая игла, пыль вилась за ней толстой бурой нитью. Волрат постепенно успокаивался, с удовольствием ощущая мягкие толчки шин, рокот мотора и хлещущий ветер. Надо было чем-то дубасить по всем своим пяти чувствам, чтобы утолить жадное нетерпение, в последние годы неизменно овладевавшее им каждый раз, когда он затевал какое-нибудь предприятие.
В течение нескольких недель со дня своего приезда Волрат позволил себе быть чем-то вроде ученика при инженерах, перешедших к нему по наследству от прежнего владельца. С нынешнего дня он намеревался взять власть в свои руки, Он обладал гораздо большей уверенностью в себе и более твердым сознанием своего финансового могущества, как унаследованного, так и благоприобретенного, чем многие люди вдвое старше его. Но в это великолепное утро он чувствовал себя юным и знал, что таким останется на всю жизнь. Он неуязвим. Вот если сейчас, сию минуту он поддастся порыву и разобьет машину о придорожное дерево, то нет сомнения, что он выскочит из-под обломков без единой царапины и как ни в чём не бывало зашагает дальше.
Шоссе прямой серой полоской убегало на юг, то вздымаясь, то опускаясь между буйно зеленеющими холмами фермерских земель. Проезжая по самому центру страны и мысленно видя на тысячи миль в ту и другую сторону, Волрат чувствовал себя всемогущим. Слева под утренним солнцем лежали зеленеющие квадраты полей вперемежку с амбарами, силосными башнями; они тянулись к востоку, через сотни дымных городишек, подступали к мириадам мерцающих окон Нью-Йорка и перекатывались дальше, к тонущему в солнечной дымке побережью Ист-Хэмптона. Волрат знал каждый дюйм этих пространств. Справа до горизонта расстилались пастбища, за ними – две тысячи миль пшеничных полей, потом терриконы возле шахт и горы, горы до самого Сан-Франциско. И всюду вокруг, на всем континенте, Волрат чувствовал приглушенное кипение людской деятельности. Казалось, скрытая жизненная энергия страны заставляет трепетать прозрачный утренний воздух. Потребность спешить так жгла Волрата, что утренняя поездка в город была для него досадной потерей времени; и лишь ощущение плавной мощи машины скрашивало этот путь.
Он вдруг понял, что любит свою машину; эта мысль, долго таившаяся где-то, в подсознании, словно ожидая своего часа, озарила его, как вспышка магния. Волрат представил себе, как он говорит: «Знаете, были у меня в свое время «кадиллаки», «роллс-ройсы» и «изотты», но все они ничего не стоят по сравнению с этой малюткой».
И тут же на него нахлынуло мучительное юношеское смущение. Разумеется, так сказать мог только хвастливый пошляк, и в данном случае совершенно неважно то, что человек двадцати пяти лет от роду действительно имеет право говорить «в свое время». А, черт! Волрат терпеть не мог мальчишества, свойственного молодости.
Мимо промелькнул щит с надписью:
«Добро пожаловать в Уикершем. – Чудо-город. – Промышленность. – Культура. – Государственная деятельность. – Торговая палата столицы штата».
Машина легко взяла следующий подъем, и с холма перед Волратом вдруг открылся сверкавший на солнце игрушечный городок. Петляющий спуск, ещё подъем, длинный, под углом в девяносто градусов, зигзаг – и городок бросил
Он выехал на трамвайную линию и помчался вдоль отливающих шелковым блеском стальных рельсов.
Немного погодя он взглянул на щиток со счетчиками и циферблатами. Стрелка бензоуказателя приближалась к «Пусто». В конце неказистой улицы он заметил гараж с бензиновой колонкой и подрулил к нему.
Вывеска гласила: «Братья Мэллори. Гараж».
Это был старый сарай, давно некрашенный, заклеенный объявлениями и рекламными плакатами. Двустворчатая дверь была заперта на засов.
Волрат хотел было ехать дальше, но тут открылась небольшая боковая дверь, и на солнечный свет вышла девушка лет двадцати пяти. У неё было нежное, чуть заострённое книзу лицо, с немного выдающимися скулами. Из-под низко надвинутой зеленой шляпки («Ох, и, тут «Зеленая шляпа»!», [1] – подумал Волрат) виднелись светло-каштановые кудряшки и серые слегка раскошенные глаза со спокойным и терпеливо умным взглядом. Губы её были изогнуты в легкой, как бы обращенной внутрь улыбке, – так улыбается пригревшаяся на солнце кошка, которую забавляет этот мир, не подозревающий о том, как он стар. Девушка была одета тщательно, но бедновато; неся в руках сумочку, она натягивала на ходу перчатки. «Хорошо держится, – снисходительно подумал Волрат, – даже слишком хорошо для девушки из рабочей среды». Он молча глядел на неё со своего низкого трона, ожидая, пока она его заметит.
1
роман Майкла Арлена, популярный в двадцатых годах
Девушка замедлила шаг, взглянула на него, потом на машину и, не выказав никакого удивления, пошла дальше, будто такие машины ей приходилось видеть каждый день. Он знал, что это не так.
– А что, механик в гараже? – Голос его был тверд и подчеркнуто безразличен.
Девушка остановилась и, разглаживая пальцами надетую перчатку, подняла на него глаза, видимо, нисколько не удивляясь тому, что он заговорил с нею, как не удивилась и его появлению.
– Мальчики ушли на весь день в университет. Гараж закрыт. Тут есть другой, до него примерно с милю по той улице, что ведет к центру. – У неё был низкий ясный голос.
– А если у меня не хватит бензина на эту милю?
Девушка как бы взвесила издевку, скрывающуюся за его корректностью, но выражение её лица не изменилось. Она бросила взгляд на ручные часики и быстро сдернула перчатки. Руки у неё были маленькие, но, видно, знакомые с черной работой.
– Ладно, – сказала она. – Сколько вам?
– Но, послушайте! У меня и в мыслях не было…
– Не беспокойтесь, пожалуйста. – Судя по добродушно шутливой настойчивости, с какой девушка произнесла эти слова, она знала, что у него была такая мысль. – Я ведь это часто делаю. Я, между прочим, привыкла управляться здесь одна.
Девушка небрежно положила сумочку и перчатки на блестящее крыло автомобиля, возле маленькой фары в форме пули. Волрат молчаливо снес это дерзкое прикосновение к его машине и сделал вид, будто ничего не замечает. Затем он откинулся на спинку сиденья, предоставив девушке обслуживать его. Должно быть, она легко согласилась бы пообедать вместе или прокатиться в машине, сказал он себе, мстя ей за пренебрежение к его достоинству.
– Вы что же, одна из братьев Мэллори? – спросил он.
Девушка улыбнулась в ответ, и Волрат даже растерялся – так непосредственна была эта улыбка. Ему перестало казаться, что её спокойная сдержанность была лишь средством привлечь его внимание.