Брат на брата. Окаянный XIII век
Шрифт:
–Верно говоришь, сосед. Князя надо поспокойнее, попокладистее.
«Вот так дела-а! – почесал затылок Андрей. – Неужто князя Ярослава со стола погонят? Князь норовист, на расправу скор. Кабы кровью дело не обернулось».
Андрей прибавил шаг и вскоре вышел на площадь, волнующуюся народом. С трудом протиснулся он к распахнутым воротам архиепископского двора. Далее из-за скученности пройти не представлялось никакой возможности, а народ все прибывал.
Мотя, притиснутый телами к спине своего хозяина, недовольно ворчал:
–Почто народ здесь собрал? Есть же место на Ярославовом дворище…
Вскоре
–Здрав будь, Господин Великий Новгород! – зычно выкрикнул князь. – Пришел к тебе с жалобой на Псков. Небо свидетель, что не было даже в помыслах моих учинить зло псковитянам. Не оковы вез я во Псков, а дары, овощи и наволоки [63] . Псковитяне же отринули мою заботу о них, оскорбили недоверием и наговорами. Оскорбленная честь моя требует мести. Неужто Новгород простит Пскову нанесеннное его князю оскорбление?! – вопрошал Ярослав, обращаясь к народу. – Неужто смирится с уничижением?
Над скоплением новгородцев нависла тишина. Каждый понимал, к чему может привести желание князя помститься псковитянам, и потому новгородцы молчали.
–Чего же ты хочешь, князь? – выкрикнул кто-то из мужиков.
–Ополчения! – рявкнул князь. – Водил я вас на ворога не единожды по вашей воле, теперь настал мой черед!
–Не слишком ли велика плата за честь княжескую?
–Чего поперся, князь, во Псков? Какая нелегкая тебя понесла?
–Хватит кровушкой нашей честь княжескую тешить! Не хотим! – раздались возмущенные выкрики. Новгородцы зашумели, заволновались.
Князь хотел было напомнить, что он проливал кровь за Великий Новгород, но его никто не слушал. Всяк кричал свое:
–Не хотим!
–Долой!
–Гнать Ярослава из Новугорода! Взашей его!
Князь от досады и обиды погрозил толпе кулаком, рванул с головы шапку и швырнул ее под ноги.
–Видит Бог, с добром пришел я к тебе, Великий Новгород, но ты своеволен и глуп! Тешься собой! – И, сделав паузу, угрожающе добавил: – Пока еще есть время.
Ярослав резко повернулся и ушел в терем. Народ еще покричал, поволновался, но, не видя князя, разошелся.
–Вот что, Мотька, дуй-ка ты домой. Пожитки наши перетащи на двор купца Ермила Стогуда, у меня с ним договор, а лошадей и оружие доставь на княжеский двор. Там заночуем, коли удастся поспать ноне. Поспеши, одежду, что в поход беру, тоже прихвати! – уже вслед убегавшему слуге крикнул Андрей.
Утром новгородцы были удивлены и ошеломлены: площади и улицы города заполонили вооруженные дружинники из Переяславля, по зову князя пришедшие ночью. Когда лучшие градские люди пришли, возмущенные, к Ярославу, то тот заявил, что дружина его в Новгороде по зову его и поведет он ее на немецких рыцарей. В поход тот князь зовет и новгородцев, и псковитян. Новгородцы не поверили заверениям и призывам Ярослава. Они были недовольны тем, что с приходом большого войска цены на хлеб, мясо, овощи возросли неимоверно и стали недоступны большинству горожан. А псковитяне, зная, что Ярослав способен на коварство и жестокость, заручились поддержкой рыцарей рижского ордена. Когда же князь потребовал выдать ему клеветников и самим идти
«Князь Ярослав! Клянемся тебе и друзьям-новгородцам, что братьев своих не выдадим и в поход не пойдем, ибо свеи нам союзники. Вы осаждали Колывань, Кеси и Медвежью Голову, но брали везде не города, а деньги. Раздражив неприятелей, сами уходили домой, а мы за вас терпели беду. Наши горожане положили свои головы на берегах Чудского озера, другие были отведены в плен. Теперь восстаете против нас, но мы готовы ополчиться со Святою Богородицею. Идите, лейте кровь нашу, берите в плен жен и детей: вы не лучше поганых!»
Ярослав был возмущен ответом Пскова. Он приказал ударить в вечевой колокол.
Новгородцы собрались на Ярославовом дворище обозленные, негодующие, ибо князь обещал вывести переяславскую дружину за стены города, но не исполнил своего обещания. Когда же он зачитал послание псковитян и потребовал ополчить новгородскую дружину, то заполненная народом площадь всколыхнулась ревом тысяч глоток:
–Псков нам не надобен!
–Князь! Уводи дружину и уходи сам из Новугорода!
–Долой! – кричали новгородцы, надрываясь.
Подогреваемая криками толпа противников Ярослава угрожающе надвинулась на степень, на которой стоял князь. Немногочисленную охрану притиснули к каменной глыбе.
Ярослав был бледен, смотрел исподлобья. Он понимал, что два десятка гридей охраны не остановят разъяренных новгородцев, а переяславские дружинники хотя и были недалеко, да пребывали в неведении. Князя могло спасти только чудо, и оно свершилось.
На высокую степень новгородского веча, поддерживаемый чернецами, с величайшим трудом поднялся владыка новгородский Антоний. Сняв с груди большой серебряный крест, он простер его над толпой, и словно выросла стена непреодолимая, о которую разбился гнев народный и негодование. Толпа стихла. Голос Антония был тих и понятен немногим. Но то, о чем он говорил, мгновенно разносилось по площади из уст в уста.
–Дети мои, – угадывали слова впереди стоящие. – Смирите злобу свою, ибо говорит в вас не забота о благе, а гордыня. Пагубны ваши действа и греховны помыслы. Не гневите Бога! Расходитесь по домам!
И на удивление, потолкавшись еще немного и посудача, горожане начали расходиться.
–Уходи из Новгорода и ты, князь. Не след тебе вдругоряд испытывать судьбу.
Ярослав склонил голову:
–Благослови, отче.
Антоний перекрестил князя и уже совсем ослабевшим голосом произнес:
–Прощай, князь. Больше не свидимся. Путь мой в Хутенский монастырь. Знать, грешен. Лишил Господь и сил, и голоса. Прощай.
Это были последние слова, произнесенные Антонием. Больше никто его не видел и не слышал. До самой смерти он не покидал своей маленькой кельи и не произнес ни слова. А Ярослав на следующее утро, оставив своих сыновей Федора и Александра в княжеском тереме под присмотром бояр, увел дружину в Переяславль-Залесский. В Новгороде, наряду с боярами-воспитателями и слугами, князь оставил и Андрея, доверив ему и еще двум десяткам гридей охрану княжичей.