Брат за брата
Шрифт:
Вероника не помнила, как долго она тогда ехала в автобусе. И дорогу не пыталась запомнить. В себя она начала приходить, когда оказалась в каком-то пансионате. Длинные свежевыбеленные строения в несколько рядов, разделенные сеткой-рабицей. Четырехэтажный корпус из силикатного кирпича. Дорожки, выложенные тротуарной плиткой; зеленеющие газоны; садовые деревья на каждом шагу. И вокруг всего этого две высокие ограды из железных, остро заточенных шестов; между ними проход шириной в два человеческих роста. У ворот строение – что-то вроде контрольно-пропускного пункта. Вероника
Ей отвели комнату в общежитии – так назывались одноэтажные строения. Комната – слишком громко сказано. Скорее келья, в которой едва умещалась одноместная железная койка. Тумбочка, стул, простейшая вешалка для вещей. Вот и вся мебель. Занавесочки на окнах сиротские.
Их всех развели по «кельям», дали часик-другой на освоение, а затем собрали вместе. Сказали, что они находятся в лесном санатории. С завтрашнего дня начинает работать медкомиссия. Их будут обследовать на предмет допуска к работам на хлопковых плантациях. Если вдруг у кого-то проблемы со здоровьем, назначат курс санаторного лечения. Не совсем здоровых за пару недель подлечат. А пока на них будут оформлять заграничные паспорта, решать вопросы с визами.
Кроме вновь прибывших, в санатории были другие «курортницы». Много женщин. Но куратор сразу запретил общаться с ними. И вообще не рекомендовал отходить за ограждение вокруг общежития. Сказал, что на их группу наложен карантин.
Их группа – это девчонки, которые прибыли в одном автобусе с Вероникой. И еще одна партия «рабынь», прибывших на следующий день. Именно рабынь. Их везут, как быдло, в Америку, на хлопковые плантации. И никто даже не скрывает, что они могут там загнуться от каторжных работ. Их всех низводят до положения рабынь. Все это осознавали. И все первые дни роптали.
Но с каждым днем ропот становился все тише и тише. То ли от того, что девчонки жили в отдельных комнатушках, вместе собирались не так уж часто – в столовой четыре раза в день и у телевизора по вечерам.
А может, на них действовала расслабляющая атмосфера санатория. Кормили их хорошо, досыта. Утром до самого обеда медкомиссия и процедуры. Затем – «тихий час». После – снова процедуры, спортивный зал, тренажеры. Полдник, личное время, поздний ужин. Телевизор. Затем отбой. Не жизнь, а малина.
Да, жилось им неплохо. И об этом каждый день Веронике напоминал Игорь Васильевич. Они встречались в его кабинете, оставались с глазу на глаз минимум на полчаса. А после обеда групповой сеанс психотерапии. В полутемной комнате собирались пятнадцать девчонок, все ложились на кушетки, закрывали глаза, расслаблялись. А Игорь Васильевич проводил сеанс гипноза. Говорил, что это очень полезно для психики. У них вырабатывается устойчивый психоиммунитет, который чрезвычайно важен для них в условиях предстоящей работы...
– О вас заботятся достойные люди. Они любят вас. Они делают все, чтобы вам жилось хорошо...
Сегодня она снова в его кабинете. Она и он, больше никого. Это индивидуальный гипноз. Вероника под его властью.
– Мы живем хорошо, – зачарованно
Первое время, когда выходила из его кабинета, даже посмеивалась над его усилиями надеть на нее «розовые очки». Но сейчас она воспринимала свою жизнь в розовом свете и вне стен санаторного корпуса. И все другие девчонки считали, что им всем страшно повезло. Вначале они выражали свою радость, открыто восторгались. Но затем как будто что-то притупилось в них. И Вероника чувствовала себя чуточку подавленно. Она радовалась жизни, но ее эмоции не выпирали наружу. Как будто каким-то прессом их придавило.
Ее совершенно не тянуло к девчонкам. За столом она ни с кем не разговаривала. Да и ее соседки тоже не проявляли особого желания вести беседы. Все о чем-то сосредоточенно думали. Как тогда, в кафе, где им подавали кофе с сильнодействующим успокоителем. Сейчас им никаких препаратов не давали. Вероника была в этом совершенно уверена. Но психика их была подавлена и без того. Сказывался каждодневный сеанс целенаправленного гипноза.
Еще недавно Вероника отдавала себе отчет, что на ее психику оказывают давление. Но сейчас она уже ни о чем не думала. Не хотелось напрягать голову.
– Ваши благодетели отдают вам свою душу, жертвуют своим временем, деньгами. Они любят вас, – монотонно приятным, убаюкивающим голосом говорил Игорь Васильевич. – Они любят вас. И ждут от вас ответного проявления чувств. Вы должны любить своих благодетелей...
– Должны любить, – кивнула Вероника. – И мы любим их... Я их люблю...
– И должны слушаться их...
– Я буду послушной...
– Мы должны с благоговением принимать их заботу о нас...
– Они очень хорошие....
– Поэтому мы должны делать все, что нам велят...
– Я готова исполнить все...
Игорь Васильевич кивнул. Взял Веронику за руку. Помог подняться с кресла. И провел в соседнюю комнату. Там она еще никогда не была.
В комнате по-домашнему уютно. Двуспальная кровать, застеленная свежим бельем, гарнитурная стенка, видеодвойка «Панасоник», мягкий ковер на полу. И вторая дверь. Но не со стороны коридора. А в какой-то другой кабинет.
– Раздевайтесь, – сказал психотерапевт.
Вероника привычно сняла с себя одежду, разделась до трусиков и лифчика.
В пансионате она уже месяц. И все это время ее каждый день обследуют. Постоянные встречи с врачами. Всевозможные анализы, УЗИ, компьютерная диагностика. Углубленное медицинское обследование. Как будто не для работы на плантациях их готовят. А для чего-то другого. Впрочем, Вероника уже ни над чем не задумывалась.
Недели две назад ее подвергли странной процедуре. Под местным наркозом воткнули в живот что-то похожее на большой шприц. Вероника знала, что так происходит искусственное оплодотворение. И сказала об этом врачу. Тот только усмехнулся. Спросил, зачем им отправлять на каторжные работы беременную женщину. Он сказал, что у нее из матки взяли какую-то субстанцию для исследования. Она ему поверила. Потому что уже тогда не могла усомниться в искренности его слов.