Братские узы
Шрифт:
— Подожди, — попытался успокоить брата Веллер. — Подождем еще немного, иначе, в противном случае, нам обеспечено несколько нарядов на местной кухне. Хотя и мне начинает надоедать это сидение. Перспектива подработать на местной кухне меня совершенно не прельщает, если судить по количеству посетителей.
— Говори проще, братец, мы в полной зад…
— Панове, на вашем месте я бы выражался несколько поскромнее. Мы же все-таки в приличном обществе. Но, если вы данное общество не считаете приличным, то лучше воспользуйтесь словами, имеющими более широкое хождение на моей далекой родине: вы в полной жопе!
Марко,
— Неизвестный пан… — Что именно хотел выразить Марко, так и осталось неизвестным, но каменные желваки на застывшем лице разгладились и сменились удивленной и чуточку растеряной улыбкой. Веллер же улыбался во все зубы, явно довольный получившейся шуткой. — Антоха?
— А ты все такой же раздражительный, Марко! — Чумахин хохотнул, держась полной розовой ручкой за трясущийся живот, которому явно был мал стянувший его широкий кожаный ремень.
— А ты все такой же толстый, Антоха, — недовольно буркнул Марко, но вскоре улыбка вновь вернулась на его лицо.
— Не толстый, — наставительно поправил того торговец, — а полный. Некоторым женщинам это даже нравится. Говорят, я похож на большого ребенка.
Чумахин присел за стол, щелкнул пальцами, подзывая официанта, надиктовал заказ, состоящий из трех бокалов любимого пива, разнообразной снеди и графинчика чистой как слеза крыжовницы.
— Старый извращенец. В такую рань, и сразу крыжовницу! — проницательно заметил Веллер и тут же перешел к делу: — Почему так долго?
Только после долгих разъяснений по поводу полезности утренней стопочки традиционной водки, торговец соизволил ответить на вопрос.
— Все никак не мог поверить, что вы именно те, за кого себя выдаете. Знаете ли, после той памятной церемонии на главной площади Сан-Мариана я всерьез считал, что ваш пепел давно развеян по ветру. А тут, представьте себе, покойнички, вот уже больше пяти лет, как распрощавшиеся со своими смертными телами, шлют мне привет и просят о встречи. Тут скорее стоит беспокоиться о собственном душевном здоровье. Как вам-то ноги удалось унести от Инквизиции?
— Долгая история. — Веллер махнул рукой, будто тема не стоит того, чтобы обсуждать ее. — Как-нибудь в другой раз расскажем, когда время будет…
— Опять годков так через пять? — хитро прищурился пан Чунихин, поглядывая поверх глиняного жбана с пивом, содержавшего никак не менее литра благородного напитка.
Служка сработал вполне оперативно, заставив стол разнообразными яствами: жареный с лучком и пряностями поросенок, квашенная капуста на деревянной тарелочки, исходящий паром картофель, посыпанный мелко порезанными зеленым луком и петрушкой, глиняные горшочки, столь аппетитно благоухающие, что никто не мог удержать судорожного сглатывая жадной слюны, скопившейся во рту. Никто не мог отказаться от вкуснейших грибочков в сметанном соусе. И многое-многое другое, что только мог выдумать пытливый разум местного шеф-повара. И среди всего этого съедобного великолепия, своеобразной горы пищевых сокровищ подобно огромному сверкающему, переливающему бриллианту возвышался запотевший графинчик
Конечно, пища была не столь изысканна, как в клейденских ресторанах, где в меню могли содержаться лягушачьи лапки по-бургундски, либо улитки, запеченные со свежими сверчками, откормленными нежнейшими фруктами и пирожными. Но именно подобная, кажущая простота подкупала: в каждое блюдо повар вкладывал частицу свою душу, совершенно не заботясь о модных тенденциях. Он помогал утолять голод, а не угождал изощренному вкусу богатеев.
Пан Чумахин разлил водку по маленьким стопочкам, развел руки, как бы приглашая разделить трапезу. Марко без возражений поднял свой стопарик, с задумчивостью заглянул в прозрачное литое дно. Веллер с притворным сожалением вздохнул:
— Нам бы о делах поговорить…
— Дела — потом. Сначала отметим ваше неожиданное, гм, воскрешение. Хотя на святых вы явно не тянете. Ну, за божье провидение, приведшее вас к моей скромной персоне!
— За него, родимое!
Остановиться они смогли, когда из напитков на столе остались лишь пару капель на самом дне жбана из-под пива, а Веллер, Марко и Чумахин были уже достаточно навеселе. Торговец попытался сфокусировать мутный взгляд на сидящих напротив собутыльников.
— Ну-с, панове, какие у вас предложения к старику торговцу?
Несмотря на расплывающиеся зрачки разговор Антон вел умело и связно — сказывалась многолетняя практика. Пан Чумахин был заядлым алкоголиком, но не подобно тем опустившимся типам из клейденских трущоб, а благородным, ценящим себя и свое здоровье благовоспитанным пьяницей, способным, если что, быстро отринуть вредную привычку. Но зачем отказываться от того, что пока еще приносит удовольствие?
— Веское предложение. Прибыльное. — А вот Веллер наоборот: с ростом количества выпитого терял многое из своего традиционного красноречия и начинал говорить урывками, разбивая предложения на отдельные слова, с трудом сохраняющие осмысленность, но до ломоты в зубах очевидные и веские.
Не то, чтобы его умственные способности уменьшались. Нет, ни в коем случае. В подобном состоянии его разум приобретал просто звериную живость, и слова грубого человеческого языка плохо подходили для выражения всей полноты возникающих мыслеконструкций.
— Знаешь, Веллер, тебя послушай, и любое твое предложение — прибыльное. Ик! Хотя в последний раз ничего путного из ваших начинаний так и не вышло, а мне пришлось надолго залечь на дно и прервать… ик! свои контакты! Ик! Ик! Ик! — Икота надолго овладела Чумахиным. Потребовалось не меньше пяти минут, прежде, чем к торговцу вернулась нормальная человеческая речь: — Вот, а знаешь, как тяжело восстанавливать потерянные связи?!
— Знаю, — согласно кивнул Веллер. — Но предложение выгодное. Действительное. И безопасное. Для тебя.
— Ты и раньше так говорил!
— Говорил, — без возражений опять согласился наемник. — Но теперь — гарантия. Точно.
Пан Чумахин ничего ответил, и на долю секунду в пьяном взгляде промелькнула удивительно трезвое понимание. И ни за не подумать, что мгновение назад он был беспробудно пьян, и слова лились из него бесконечным невразумительным потоком.
— Ладно, господа. Я готов подумать над вашим предложением…