Братство Маргариты (сборник)
Шрифт:
– Ой, господин начальник шахты, вы переоцениваете нас, японцев!
– Нет, нет, комбат Якогава. Помните, недавно ваш бригадир Сакамото совершил геройский поступок, ценой своей жизни спас нашу шахту. Мы такие вещи не забываем. Я целиком доверяю вам и вашим рабочим и уверен, что вы справитесь с заданием для нашей шахты – давать в сутки 550 тонн угля.
– Вы сказали: 550 тонн в сутки? Значит, за смену нужно добывать 190 тонн, 380 вагонов, правильно?
– Да, комбат Якогава. Но это не все. Я хочу с вашей помощью целиком переоборудовать Южную
– Спасибо вам за доверие, господин Перов. Но если нам предстоит все это сделать, то когда же нас отправят в Японию?
– Комбат Якогава, это у вас очень риторический вопрос. А вот у меня есть очень конкретный вопрос: когда вы последний раз были в санчасти?
– А что такое? – испугался Якогава. – Я плохо выгляжу?
– Да, комбат, мне не нравятся ваши круги под глазами. Мне кажется, что вы плохо спите или не спите совсем. Я позвоню доктору Калининой. Я хочу, чтобы она проверила ваше здоровье. Нам с вами нужно еще многое сделать в этой жизни.
Комбат озадаченно посмотрел на переводчика Юдзи Ёкояму. Но Юдзи с невинным видом отвел глаза в сторону. Зачем комбату знать о его маленьких интригах?
Кроме Южной шахты, которая была рядом с лагерем, все остальные шахты находились от него на расстоянии трех, четырех и даже шести километров. Пленные японцы ходили туда на работу пешком и очень уставали – особенно зимой, во время сорокаградусных морозов, на плохой дороге, при скудном питании и в плохой одежде, да еще в сопровождении злых охранников и их ужасных, безжалостных собак.
Поэтому в забой люди спускались усталые, измотанные, и это не могло не отражаться на производительности труда.
Но теперь, когда мало-помалу вся организация жизни стала подчиняться здравому смыслу повышения добычи угля, японцы потребовали возить их на работу в автомобилях. И к их изумлению, разрешение из Красноярского УЛАГа пришло даже быстрее, чем они ожидали. Не то подполковник Антоновский снова применил свой метод бури и натиска, не то на руководство произвел впечатление резкий подъем производительности труда на Канском комбинате.
Но так или иначе, теперь японцы каждый день ездили на работу в грузовиках, с веселыми песнями:
– Когда б имел златые горы и реки, полные вина, все отдал бы за ласки-взоры, чтоб ты владела мной одна!..
– Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек! Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…
– Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю? Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?..
– Миленький ты мой, возьми меня с собой! Там, в краю далеком, буду тебе женой! Милая моя, взял бы я тебя, но там, в краю далеком, есть у меня жена…
Японцы приезжали на работу веселые, бодро брались за дело, и отношение к ним
И теперь, когда крепкие, молодые и веселые японцы стали приезжать на работу, русские женщины-шахтерки начали проявлять к ним возбужденное внимание. А с японской стороны к ним был не меньший интерес. Молодые японцы уже больше года были оторваны от женщин, но если прошлой зимой им было не до любовных романов и секса, то теперь…
– Эй, брат, ты не знаешь? Эстакадница Маруся уже занята, она любовница шахтера Кооно.
– Канатчица Аня влюбилась в забойщика Оцукаву.
– Лебедчица Тома – симпатия люковщика Хэйджимо. Я видел, как они в обнимку ушли в глубину забоя…
Слухи, сплетни, разговоры на эту тему до ночи не затихали в бараках.
– Кооно, будь мужчиной, расскажи, как тебе с Марусей? Неужели у русских «мадамов» и правда волосы в том месте такие же русые и шелковые, как на голове?
– Боже мой, если я смогу переспать со Светой, я не пожалею, что попал в русский плен!
– Слушайте, братья! Вчера на Второй шахте во время перерыва опять отключили свет, и лавщик Тимура сидел на бревне, ничего не делал…
– Снова эти разговоры о работе! Прекрати! Сколько можно?
– Нет, нет, слушайте! Он сидел на бревне, вокруг темень, конвейер не работает. И вдруг к нему со спины тихо подкрались люковщицы Нина и Зина, схватили его за руки с двух сторон!
– Нина и Зина? Неужели? И что?
– Ну, ты же знаешь, какие люковщицы силачки! Они его так схватили, он не мог пошевелиться!
– Так, интересно…
– Не перебивай, сука, слушай! Потом они расстегнули ему штаны, залезли туда руками и стали ругаться: «Фу! Боже мой! Какой у японцев маленький член! Черт возьми, епёнать!» Но тут от их рук – ну, ты сам понимаешь, что случилось. Они ужасно обрадовались и стали спорить между собой: «Я первая!» – «Нет, я первая!» – «Нет, я первая, я мужской член во рту уже год не держала!» – «А я два года!» Но пока они так ругались, вдруг включили свет – вы представляете, какая открылась картина?!
Все расхохотались.
Однажды вечером после ужина Юдзи сидел в штабе батальона. Неожиданно молодой ефрейтор Сигемото, только что вернувшийся с работы на лесном складе, робко заглянул в дверь:
– Добрый вечер, сержант Ёкояма, можно войти?
– Входи, Сигемото, добрый вечер.
Он, низко кланяясь, подошел к Юдзи:
– Сержант Ёкояма, у меня к вам большая просьба. Но я не знаю, могу ли обратиться…
– Не стесняйся, говори, в чем дело. Я постараюсь помочь тебе, ведь мы земляки и ровесники.