Братство смерти

Джиакометти Эрик

— Право, сосед, разве мы плохо расположились?

Фламель ничего не ответил. Он неохотно принял приглашение меховщика. Пытки и казни вызывали у него отвращение, но в эти смутные времена было неразумно выделяться. Если народ Парижа радовался, видя, как сжигают еврея, следовало, по крайней мере внешне, разделять эту подлую радость. Впрочем, сами кюре призывали свою паству присутствовать на подобных зрелищах. Еще одна возможность для Церкви продемонстрировать свое могущество, а главное — наказание,

уготованное тем, кто осмеливался ослушаться ее. Однако художника мучил один вопрос.

— Мэтр Майар, разве вы мне не говорили, что его судили и приговорили к смерти по воле короля? Значит, речь не идет о деле, связанном с ересью, деле, которое входит лишь в компетенцию Церкви.

Меховщик наклонился к соседу.

— Да, я так и сказал. Наш добрый король лично пригласил этого испанского еврея ко двору. Исключительная милость, которой он оказался недостоин.

— Но ведь прошло уже несколько десятилетий, как их изгнали из королевства…

— У короля были свои причины.

Фламель продолжал настаивать.

— Несомненно, он лекарь. Говорят, что в Авиньоне, где живет Папа, все лекари являются потомками Авраама и пользуются большим уважением.

Мэтр Майар понизил голос.

— По правде говоря, серьезно больны финансы королевства.

— Значит, он банкир?

— Даже банкир не в состоянии удержать на плаву королевскую казну. Нет, речь идет о…

Слово утонуло в гуле толпы. Стражники принесли вязанки хвороста и сложили их к подножию креста. Гул нарастал.

Появился палач. Одетый в черный камзол, с кроваво-красной маской на лице, он медленно шагал вперед, окруженный своими помощниками, словно почетной свитой.

— Колесо! Колесо!

Со всех сторон раздались крики, эхом отразившиеся от каменных фасадов.

Народ требовал самого сурового наказания для того, кого обвиняли в самых страшных преступлениях. Люди хотели видеть, как потечет кровь, собираясь смаковать зрелище в течение нескольких часов.

11

Париж, резиденция масонских послушаний, наши дни

Тридцать братьев, все в черных костюмах, в галстуках-бабочках и церемониальных фартуках, собрались в коридоре, выходящем на лестницу. Сообщение об убийстве ошеломило их. Великий секретарь послушания, присутствовавший на церемонии, нервно ходил из угла в угол. Это было невероятно. На памяти брата в этих святых стенах с момента создания послушания не было совершено ни единого убийства.

Едва обнаружив труп, Марка осознал, насколько серьезным было положение. В нем сразу же проснулся инстинкт полицейского. Он запер дверь комнаты, быстро поднялся наверх и велел брату-кровельщику, стоявшему

у дверей храма, предупредить досточтимого мастера. Следовало собрать всех братьев. Возможно, один из них что-то заметил до убийства, какую-нибудь деталь, которая поможет установить личность преступника. Затем Марка двинулся ко входу в здание, чтобы предупредить привратника. Но привратник не заметил никого, кто бы выходил после начала заседания ложи.

А это означало, что убийца по-прежнему в здании.

Антуан протиснулся сквозь небольшую толпу, взял досточтимого мастера под руку и отвел его в сторону.

— Есть две возможности, — прошептал Марка на ухо лысому мужчине. — Первая: немедленно поставить в известность комиссариат Девятого округа. Это самое разумное решение.

— А вторая?

— Тоже поставить в известность моих коллег, но одновременно прочесать все здание, разбившись на маленькие группы. Я уверен, что убийца до сих пор здесь. Где-то в этом огромном доме. Если его разбить на участки, возможно, нам удастся схватить его. Не знаешь, есть ли у кого-нибудь план?

— Великий секретарь хранит копию в своем кабинете. Я видел ее давно, когда мы строили пандус для братьев-инвалидов.

Комиссар так и подпрыгнул.

— Где Поль?

— Вероятно, остался в храме.

— Вы оставили его одного? С сумасшедшим, который бродит по коридорам?

— Но ты же не думаешь, что…

Антуан бросился к дверям храма Лафайет. Молчаливое здание погрузилось в полумрак. Заметив спинку кресла своего друга в центре зала, на полу, вымощенном черными и белыми плитами, Марка позвал:

— Поль, ты должен присоединиться к нам.

Инвалид даже не повернул голову.

Марка подошел ближе и сразу же заметил нечто необычное. На мозаичном полу растекалось красное пятно.

— Поль!

Антуан повернул кресло, и у него сразу же перехватило дыхание.

Грудь, залитая кровью, руки, судорожно вцепившиеся в подлокотники… Казалось, покойный созерцал усыпанный звездами потолок храма, однако в его взгляде застыл ужас.

12

Париж, сад Нельского особняка, 13 марта 1355 года

Колесование было самой зрелищной казнью. Однако к ней прибегали крайне редко, только если речь шла о тягчайших преступлениях, и это мрачное действо притягивало и одновременно повергало в ужас парижан.

Художник-миниатюрист с улицы Святого Иакова вздрогнул. Кумушки из его квартала до сих пор судачили о казни братьев д'Олне в 1314 году. Их привязали к колесу телеги и сломали им одну конечность за другой, а затем заживо содрали кожу. Настоящая бойня!