Братва особого назначения, или Демьян и три рекетера!
Шрифт:
— Это за мной, — убеждённо произнёс Демьян. — Эта сучка меня всё-таки узнала и сдала.
— Не бойся, милый, я знаю, что нам делать, — сказала Софи и нажала на кнопку поднятия кожаного верха.
Вскоре их машина остановилась на маленькой безлюдной улочке возле унылой парикмахерской с блекло-жёлтой вывеской. Наказав Демьяну оставаться в салоне автомобиля, француженка направилась в неприглядное заведение с пыльными стёклами.
Из парикмахерской Софи вернулась с большим свёртком в руках. Потом они подъехали к универмагу «Карефур». И снова Софи
Демьян томился в длительном ожидании. Он беспрестанно нажимал на кнопки автомагнитолы, переключая каналы, но почему-то ни одна из многочисленных французских радиостанций не передавала его любимого Мишу Шуфутинского.
«И что же я теперь буду делать? — озабоченно думал он. — Как я теперь отсюда выберусь? Что мне, как настоящему шпиону, границы переходить, что ли? Вот это называется, попал!»
Софи вышла из универмага, нагруженная свёртками и пакетами. Демьян ловко открыл ей дверцу машины, не выходя из неё.
— Ну все! Теперь тебя никто и никогда не поймает, — сказала довольная Софи, садясь в салон. — Едем на берег, я знаю одно безлюдное место.
Она ловко вырулила на проезжую часть и покатила вдоль морского берега, изредка поглядывая на заметно волновавшегося Демьяна и непрестанно улыбаясь чему-то своему.
— Что? Гримироваться под бабу? Да никогда! Да это же «западло»! — кричал на самого себя Демьян, едва Софи вытащила из многочисленных пакетов пару париков, платье, туфли и женский плащ…
Но Софи не была бы дочкой своего отца, если бы отступила под натиском обычного крика, выражавшего вековечное мужское недовольство теми изменениями, которые собиралась внести в его облик женщина. А мы разве поступаем иначе?
— Я не знаю, что такое «западло», но точно знаю, чтоименно так мы можем вернуться в гостиницу и потом выехать из Трувилля в Париж, — жёстко проговорила Софи. — И, будь другом, доверься мне, ведь я училась на визажиста и год работала гримёром в студенческом театре, когда училась в Нью-Йорке.
Сказаны эти слова были таким твёрдым и убедительным тоном, что Демьяну ничего не оставалось, как отдаться в нежные руки Софи.
Он, тяжело вздохнув, стал покорно снимать с себя футболку и джинсы, вместо которых ему предстояло натянуть какие-то непонятные чулки на подвязках и, боже мой, лифчик с накладными грудями. А ещё парик, платье, туфли на каблуках. И не забудьте про грим…
Море ласково накатывалось на песчаный берег, от души смеясь над перевоплощением и Демьяновым вынужденным позором, единственным свидетелем которого оно было.
Уже в аэропорту имени великого французского генерала и президента Шарля де Голля Демьян вдруг понял, какого друга он приобрёл в лице Софи и какую женщину в её лице он теперь теряет.
Они постояли у входа в аэропорт, долго глядя друг на друга, но так и не сказали то, что надо было сказать в таком случае. А зачем? Тяжело вздохнув, Демьян направился в сторону стойки регистрации пассажиров.
Он
— Мадам Замоскворецкая? У вас совсем нет багажа?
— Нет, — томно ответил писклявым голосом Демьян, слегка покачнувшись на высоких, всё время некстати подворачивавшихся каблуках.
Этот голос… Со стороны казалось, будто эта русская мадам всю поездку во Франции только и делала, что дегустировала местные вина, причём дегустировала, не переставая: и утром, и днём, и вечером, и в постели. Но работники доблестного «Аэрофлота» уже столько всякого насмотрелись с нашими пассажирами, что какая-то очередная отъезжающая, судя по голосу, мучимая похмельем и посадившая себе голосовые связки, для них была не в новинку. Так что регистрация прошла гладко.
Ах, какая, всё-таки, умница, эта Софи!
Софи взяла ключи у главного менеджера, и пока в гостинице шёл шухер с полицией, просто и спокойно стянула из сейфа паспорт этой русской, мадам Замоскворецкой.
А загримировать Демьяна под смазливую русскую бабёнку для неё — талантливой студентки-гримёрши, чуть ли не шекспировского театра — было уже парой пустяков. Тут прибавить штукатурки, там замазать лёгкую синеву над верхней губой.
Девушка в фирменной аэрофлотовской форме с вежливо-безразличной улыбкой вернула Демьяну стянутый у Замоскворецкой загранпаспорт и сказала равнодушно: «Следующий». Молодые люди отошли от стойки.
— Прощай, милый, — прошептала Софи.
И поднявшись на цыпочки, чмокнула его в губы.
— Передавай привет своей Полине.
Демьян заглянул в ясные серо-голубые девичьи глаза и понял, что никогда, никогда он уже больше не сможет забыть этот влюблённый взгляд, который будет сниться ему всю оставшуюся жизнь.
— Может, свидимся ещё, — тихо сказал он.
— Может быть. Иди, не люблю долго прощаться, — сказала, так некстати осипшим вдруг голосом, Софи. — Все. Иди…
И только когда Демьян скрылся в прозрачном тоннеле, уносимый движущейся лентой эскалатора, она вдруг в голос разрыдалась…
Эта крепкая Софи… Она была такой слабой!
Прощай, французская любовь…
Глава одиннадцатая
КТО-ТО СТРЕЛЯЕТ, А КТО-ТО НАВОДИТ
— Демьян, а можно тебя за титьку потрогать? — сидя рядом с вернувшимся из Франции непривычно задумчивым другом на заднем сиденье большого Папиного «Мерседеса», шутя спросил своего корешка Андрюха Путейкин.
Пятак так и не успел ещё смыть с лица грим и выглядел, конечно, в глазах пацанов ужасно. Но он был герой. Он вернулся «на щите» и «со щитом». Точнее — с видеокассетами, которые были так нужны Папе Эдуарду. Так нужны, что он самолично приехал в аэропорт встретить своего подопечного.