Братва: Век свободы не видать
Шрифт:
Я спецом даже слабой попытки не делал подтолкнуть Эсэса в разговоре к основной теме – причине его нежданного визита вежливости. Пусть он сам без нажима и спокойно вскроет свои наверняка крапленные карты – зачем тут вдруг нарисовался и что, главное, хочет словить с этого.
Впрочем, я примерно догадывался, о чем пойдет речь, когда у гостя прелестное «Северное сияние» благополучно и окончательно смоет из мозгов осторожность, задавив привычную бдительность беспечными алкогольными парами. Судя по его раскрасневшейся физиономии и неестественно-ярко блестевшим глазам – ждать уже совсем недолго осталось.
– Киса, наполни-ка бокалы! Чего они у нас порожняком простаивают, как неродные? – мягко напомнил я подручному его обязанности виночерпия и повернулся к Эсэсу. – За что выпьем, браток? За твое условно-досрочное освобождение?
– Западло! – злобно ощерился Эсэс. – Четыре помиловки отправлять в Москву пришлось, пока, наконец, прошение «стрельнуло»! Годишник всего-то скостили, козлы столичные! Лучше давай выпьем за твой последний день в зоне. Думаю, Монах, ты его должен отлично помнить, хоть и пробежало времечко...
– Ладушки! – легко согласился я, внимательно вглядываясь в настороженно прищуренные серо-стальные глаза гостя. – Можно и за это стаканчик приговорить. Или два, если пожелаешь.
Конечно, тот последний день в памяти держался очень хорошо. Даже лучше, чем хотелось бы. И на то были довольно-таки веские, надо признать, причины...
Столь нетерпеливо ожидаемое мною все тринадцать лет строгой изоляции знаменательное календарное число приблизилось вплотную до осязаемости – завтра по утряне покину, наконец, ИТК-2, этот надоевший до полного отвращения квадратный километр, заколюченный спиралью Бруно и с караульными вышками по периметру. Даже почему-то не верилось, что желанная цель – свобода – так реальна и близка. Обычное, впрочем, дело: когда долго ждешь и хочешь чего-то, то, получая, панически боишься, что это вдруг окажется всего лишь приятным обманом-сновидением, имеющим отношение к действительности так же, как экватор к Северному полюсу. Такова человеческая психика, ничего не поделаешь. Против законов природы не попрешь, как известно. Хотя я – если до донышка откровенно – вообще никаких законов стараюсь не признавать всерьез. По моему твердо устоявшемуся мнению, любые правила и даже простые привычки являются натуральными кандалами, нагло ограничивающими свободу личности.
К счастью, полностью окунать мозги в пакостно-нервозное состояние у меня времени не имелось – предстояла целая куча неотложных дел.
Во-первых, нужно было выцепить в промзоне прапорщика Князя, твердо обещавшего мне обеспечить сорокаградусным горючим прощальную вечеринку с братвой, а во-вторых, как-то решить, наконец, давно перезревший проблемный вопрос с Кучером, который все последние дни составлял главную мою головную боль.
Взглянув на висящие на стене вещкаптерки электронные часы, я просек, что дальше нежиться в постели, занимаясь размышлизмами, – неоправданная роскошь. Время уже за полдень перевалило.
Собственного шконаря у меня, чисто по-спартански, не было, и кроватью служили два десятка матрацев, сложенных у стены друг на дружку. Довольно удобное и мягкое ложе, надо отметить. А главное, по-домашнему теплое и уютное, так как постоянно напоминало лучезарно-беззаботное детство, неразрывно связанное в моем сознании с любимыми чудесными историями Андерсена.
Откинув одеяло из натуральной верблюжьей шерсти, я скатился со своей верхотуры и растолкал дрыхнувшего на деревянной скамье в углу склада Гришку, служившего у меня шнырем. Много в свое время личных нервов, кстати, пришлось израсходовать в режимно-оперативной части, пока сумел добиться от ментов разрешения ночевать шнырю в вещкаптерке, а не в отряде. Зато Гришуня был сейчас всегда под рукой и проблем типа «принеси-подай» у меня уже не существовало. Живи и давай жить другим, как говорится.
Запостоянку затюканный в отряде мужиками из-за своей поголовно всеми презираемой 117-й статьи – изнасилование, – Гришка был мне благодарен и в работе шныря старательно исполнителен. Не зря хитромудрая администрация колонии и хозобслугу набирает в основном зашуганных насильников и извращенцев – совершенно безропотные и угодливые они животинки, одинаково чужие в лагере как для «черной», так и для «красной» масти зоновского контингента.
– Гришка, раскрой зенки-то, сонная тетеря! Я в промзону поканал, тебя за хозяина здесь оставляю. Если этап из СИЗО вдруг нарисуется – переоденешь в робы мужиков, постельное белье и матрацы выдашь. Усек?
– Все будет путем, Монах. Не о чем беспокоиться, – широко зевнул Гришка, культурно прикрывая пасть ладонью. – Больше поручений нема?
– Вагон с тележкой! – успокоил я шныря. – Возьми в спецчасти мой обходной лист и мухой собери все нужные легавым бюрократам подписи. Не стану же я лично сам этой трехомудией-формалистикой заниматься! Потом выстирай с шампунью мое верблюжье одеяло и повесь на солнышке. К утру должно высохнуть – головой отвечаешь!
– С собой его на свободу поволокешь? – удивился шнырь.
– Естественно. Я здесь и так лучшие свои года оставил. Еще и любимое одеяло зоне дарить – явный перебор. По складу характера я филантроп, но не до такой же идиотской степени, в натуре!
Наскоряк одевшись, но по старому известному суеверию даже не умывшись, чтоб не сглазить ответственный день, я направился к выходу из своего полуподвального вещевого склада. На пороге слегка подтрунил над шнырем, обернувшись:
– Не раньше чем через полчаса вернусь. Так что тебе вполне хватит времени и на то, чтоб надраить здесь все до зеркального блеска, и хавку на завтрак сварганить. Полдюжины яиц с салом мне за глаза хватит. Ты ж в курсе, как я неприхотлив и скромен в еде. До полного, можно сказать, аскетизма!
Вдоволь налюбовавшись на Гришкину мордаху с глазами-блюдцами, я вышел в локалку – внутренний дворик, охваченный со всех сторон железным решетчатым забором, по верху которого была натянута колючая «спираль Бруно», хитро-подлое узковедомственное изобретение – если зацепился, то каюк – чем сильнее пытаешься освободиться, тем больше запутываешься. Хотя, надо быть объективно справедливым и отметить, что придумали эту штуку не в России, а в Германии. Мы же лишь переняли импортный опыт, по достоинству оценив огромные преимущества самозатягивающейся спирали перед малоэффективной колючей проволокой.