Братва

Монах Евгений

– А черт их знает. В обычной защитной форме и масках. С десантными «АКСами». ОМОН, по ходу. Человек десять. Старший их заявил Фунту, что это плановая операция по проверке паспортного режима в гостиницах.

– Что-нибудь нашли?

– Нет. Хотя старались вовсю. Тринадцатый номер вообще на уши поставили. Кстати, шмон начался с пятнадцатого номера против часовой стрелки, что не соответствует ментовской инструкции. Если б это был обычный плановый – начать должны были с первого...

– Ясно! Но почему Фунт сразу мне не звякнул?

–

Он пытался, но не дозвонился и тогда связался со мной.

– Ладушки! Сваргань кофе покрепче, пока я одеваюсь.

Так как было солнечное утро, пришлось заменить свой обычный черный прикид на более подходящий – коричневый с бежевым. Правда, траурно-черную рубашку я все же решил оставить. Эта мрачная нота была вполне обоснованна и даже символична – в свете открывшихся фактов и предстоящего мероприятия. Но пистолет, поразмыслив, все же оставил в тайнике. Если понадобится, у Цыпы вполне приличный инструмент в наличии.

С некоторым даже удивлением взирал из окна «мерса» на утренний город, совсем его не узнавая. Отсутствовала празднично сверкающая реклама, люди на улицах были плохо одеты, многие просто в спецовках и дешевых «афганках». Да и лица у поспешавших на работу обывателей выражали в основном хмурую озабоченность. Наверное, гадают, выдадут им в этом месяце зарплату или опять нет. На тротуарах везде валялся всевозможный мусор, настырно бросавшийся в глаза при ярком свете дня. По ходу, на содержание дворников у мэрии финансовых средств не хватает.

Все это так разительно отличалось от беззаботно-веселой вечерней атмосферы, словно утренне-дневной и вечерне-ночной Екатеринбург существуют совершенно отдельно друг от друга в разных измерениях, и населяют их два диаметрально противоположных народа.

Оставив машину на автостоянке, мы прошли в гостиницу. Руоповский голубой фургон, к моему большому удовлетворению, пока поблизости не наблюдался.

В «Кенте» царила сонная тишина. Оно и понятно. Клиентура второго этажа, пресытившись платными ласками наших «номерных» девочек, отдыхала после трудов малоправедных, а ресторация с баром еще не функционировали. Внешне ничто не указывало на недавний рейд ОМОНа. Все как всегда чисто и благопристойно, будто это и не притон вовсе, а в натуре обыкновенная гостиница. Но так нами и было задумано.

Встречал меня расстроенный Фунт, пергаментное морщинистое лицо которого сейчас сильно напоминало старую истрепанную банкноту, побывавшую в разных опасных переделках.

– Михалыч, я тебе сразу позвонил, но...

– Ладно, не переживай! – прервал я ненужные оправдания старика. – Гришка уже встал? Распорядись, чтоб пивка в малый зал принес.

– Ты молчи до времени, – проинструктировал я Цыпу, когда мы уселись за длинным дубовым столом банкетного зала. – Сам банковать буду.

Уже через минуту появился Григорий. Холеная морда и безупречный фрак, словно его и не подняли с постели. Или вообще не ложился.

Поставив

передо мною три вытянутые черные бутылки, хрустальный бокал и вазочку с соленым миндалем, мэтр почтительно застыл в полупоклоне, ожидая дальнейших распоряжений.

Отпив из бокала интенсивно пенившееся ледяное пиво, я недовольно поморщился:

– Теплое! Почему не в холодильнике хранится? Натуральная моча!

– Как же так? Я лично только что из холодильной камеры вынул, – неуверенно запротестовал Гришка, порываясь бежать за заменой.

– Айда вместе глянем. Похоже, накрылся холодильник. Придется мотор менять.

Мы с Цыпой, ведомые мэтром, спустились в просторное подвальное помещение гостиницы, где и стояли в ряд, занимая целую стену, холодильные камеры заведения. Тут же штабелями высились деревянные ящики и разнокалиберные картонные коробки со всевозможными съестными припасами, прохладительными и алкогольными напитками. Под потолком горели веселенькие лампы дневного света, как в хорошем морге.

– Цыпа, проверь козленка – не подкован ли?

Телохранитель быстро-профессионально прохлопал одежду мэтра, вмиг потерявшего холеный лоск и выглядевшего сейчас натуральной мокрой курицей.

– Пустой. Даже перышка нет, – доложил Цыпа, оставаясь для надежности в непосредственной близости к клиенту.

– Что же ты так, Григорий? – укоризненно покачал я головой. – На органы шпилить хитромудрости хватило, а оружием запастись – нет?

– Евгений Михалыч, я не врублюсь, о чем таком вы говорите? – проблеяла эта овца, вытаращив на меня преданные невинные глазенки.

– Цыпленок, проясни человеку ситуацию, раз он быковать вздумал. – Я присел на какой-то ящик и закурил папиросу, чтобы хоть немного отвлечь свои органы чувств от разворачивающейся неприятной картины.

Соратник слишком старательно принялся выполнять приказ и, как всегда, увлекся. Очень скоро Григорий перестал стонать под нерасчетливо-сильными ударами, потеряв сознание.

– Полегче, дорогуша, – осадил я Цыпу, продолжавшего пинать распростертое бесчувственное тело. – Так ты из него махом душу вышибешь. А он ведь еще не покаялся, чтоб так легко подыхать.

Умаявшийся Цыпленок тяжело опустился на соседний со мною ящик и тоже закурил.

– Крепкий дятел! – то ли с восхищением, то ли с осуждением сказал он. – Другой на его месте уже бы раскололся и «запел».

– Крепкий, говоришь? – усомнился я. – А чего он в себя так долго не приходит? Ты ему чайник, случаем, не повредил?

– Как можно, – оскорбился Цыпа. – Разве не понимаю? Я ему только печенку и почки слегка промассажировал. А может, он не при делах? Про Фунта ты не забыл?

– Бросай, братишка, анашу курить! Все извилины она у тебя окончательно выпрямила! Если б старикан, с его-то знаниями, «стучать» стал, нас враз бы не на «прослушку» поставили, а прямиком к стенке. Думай хоть децал, когда базаришь!