Братья Берджесс
Шрифт:
К концу дня в распоряжении Сьюзан были две банки таблеток – успокоительное и снотворное. Чтобы купить их, она проехала через два соседних города, лишь бы в аптеке Ширли-Фоллс не узнали, что она принимает что-то подобное. Но когда пришло время проглотить пилюлю, Сьюзан вдруг представила, как погружается в черноту сна, будто в смерть, и снова набрала номер Бобби. Он выслушал ее страхи и предложил:
– Прими таблетку прямо сейчас. Поболтаем, пока тебе не захочется спать. Где Зак?
– У себя. Мы уже пожелали друг другу спокойной ночи.
– Ясно. Все будет хорошо. Парень завтра скажет то, что ему велит Чарли, пять минут, и вы оттуда уйдете. Так что успокойся, а я с тобой поговорю, пока не заснешь. Знаешь, что мы тут с Джимом решили? Мы вместе приедем на эту демонстрацию толерантности, и он выступит.
– Нет.
– Ничего. Не волнуйся. Хочешь, я тебе спою?
– Нет. Ты что, пьяный?
– Да вроде не похоже. Ладно, продолжаю травить байки?
И Сьюзан уснула под историю о том, как Джим в четвертом классе дежурил у школы регулировщиком, бросил в кого-то снежок и за это был лишен своего поста, а остальные регулировщики устроили забастовку, и директору пришлось восстановить Джима в правах, тогда-то он и понял всю силу профсоюзов…
5
Неколько дней спустя, сгребая опавшую листву на заднем дворе, Хелен ворчала:
– Столько шуму, как будто она приняла не снотворное, а наркотики! Это идиотизм какой-то!
– Это пуританское воспитание. – Боб поерзал на железной скамейке.
– Идиотизм! – Хелен швырнула грабли на кучу листьев.
Боб покосился на Джима, который стоял, скрестив руки, на заднем крыльце рядом с большим грилем для барбекю. Гриль размером с маленькую лодку купили этим летом, а на зиму убрали под черный брезент. Над ним нависала деревянная терраса второго этажа. Лестница, ведущая с нее в сад, была засыпана листвой. На нижней ступеньке лежали садовые ножницы. С места, где сидел Боб, выложенная кирпичом дорожка и круглая площадка с фонтанчиком смотрелись аккуратно, как человек, который только что подстригся. Но по всему остальному саду были разбросаны листья, облетевшие со сливового дерева, и на их куче теперь кверху зубьями валялись грабли. Из соседнего сада звучали детские голоса, слышался стук мяча.
– Согласен, – произнес наконец Боб, – нормальному человеку это может показаться идиотизмом. Но все дело в наших предках-пуританах. Если подумать, они и правда были не слишком нормальными. Слишком ненормальными, чтобы жить в Англии. Пойми, пуритане многого стыдятся.
– У меня другие предки, – заметила Хелен, разглядывая кучу листьев. – Во мне четверть немецкой крови, две четверти английской – не пуританской! – и четверть австрийской.
Боб кивнул.
– Моцарт, Бетховен… Это все хорошо, только у нас, пуритан, музыка и театр не в чести, потому что приводят к «волнению чувств». Помнишь, Джимми? Тетя Альма нам про это говорила. И бабуля тоже. Они любили нашу историю. Я вот не люблю нашу историю. Скажем так, наша история мне глубоко безынтересна.
– Когда ты уже пойдешь в свою общагу? – Джим взялся за ручку двери.
– Джим, хватит! – одернула его Хелен.
– Как только допью виски, которым меня любезно угостила твоя жена. – Боб осушил бокал одним глотком. – Мы ведь празднуем то, что Зак явился перед судьей и остался
– А ты, значит, пел Сьюзан колыбельные? – Джим опять скрестил руки на груди. – Вы же друг друга терпеть не можете.
– Я не пел колыбельных, я поболтал с ней, пока она не заснула. И ты прав, мы друг друга терпеть не можем, так что это было особенно мило с моей стороны. Здорово, когда в жизни плохих людей случается что-то хорошее. И в жизни хороших людей тоже. Всех людей.
Боб встал, накинул куртку на плечи.
– Спасибо, что навестил, – спокойно произнес Джим. – Загляни ко мне в офис на следующей неделе, решим, что делать с демонстрацией. Ее все откладывают, но я думаю, скоро все-таки устроят. Кроме того, болван, мне нужна моя машина.
– Я уже тысячу раз извинился. И собрал некоторые факты для твоей прекрасной речи.
– Я не еду, – сообщила Хелен. – Джим хочет, чтобы я поехала, но я не еду.
Боб оглянулся на нее. Хелен сняла рабочие перчатки, швырнула их на кучу листвы и отбросила с лица волосы, в которых запутался бурый листок. Ее стеганая куртка распахнулась, когда Хелен уперла руки в бока.
– Она считает, что ситуация не требует ее присутствия, – сказал Джим.
– Совершенно верно, – подтвердила Хелен, проходя мимо него в дом. – Думаю, братья Берджессы на этот раз справятся без меня.
6
Начальник полиции Джерри О’Хар тоже не засыпал без снотворного. Он открыл банку, стоявшую у кровати, закинул в рот таблетку и проглотил. Причиной его бессонницы была не тревожность, а эмоциональный подъем. В этот день состоялась встреча в муниципалитете с мэром, девицей из прокуратуры, членами городского совета, представителями духовенства – и имамом. Джерри озаботился тем, чтобы имам получил приглашение на эту встречу, ведь сомалийцы разозлились, когда их не позвали на пресс-конференцию. Теперь Джерри докладывал обо всем этом жене, которая уже легла в постель. Он заявил собравшимся, что знает свою работу, и работа эта заключается в охране безопасности жителей города. Упомянул исследования, согласно которым межрасовые конфликты угасают там, где происходит вмешательство со стороны общественности. Кстати, он явно опередил в этом некоторых рьяных либералов типа Рика Хаддлстона и Дианы Додж (о чем Джерри сообщил жене, многозначительно кивая). Если же общественность игнорирует подобные инциденты, это воспринимается агрессивно настроенными гражданами как попустительство и поощряет их к совершению преступлений. Всем патрульным раздали фотографии Зака Олсона, так что если он подойдет к мечети на Грэтем-стрит ближе чем на две мили, его задержат.
Встреча длилась почти три часа, и атмосфера была очень напряженной. Рик Хаддлстон (болван возглавляет Комитет по борьбе с расовой диффамацией только потому, что у него нашлись деньги на учреждение этого самого комитета), разумеется, начал разглагольствовать об инцидентах, о которых не сообщали в полицию. Джерри не стал его слушать. «Это меня не интересует, – заявил он. – Я сейчас говорю об инцидентах, которые проигнорировала общественность». Однако поток красноречия Рика так просто не остановишь, он продолжал вещать про разбитые витрины сомалийских лавок, порезанные шины автомобилей, расовые оскорбления, травлю и драки в школах… «Вот только давайте не будем притворяться, что нам ничего не известно о внутренних распрях самих сомалийцев, – ответил Джерри. – Такие оскорбления вполне могли кричать коренные сомалийцы в адрес банту. Или в адрес представителей враждебного клана». Тут Рик Хаддлстон взорвался. У аккуратненького Рика Хаддлстона, выпускника Йельского университета, были причины так ревностно относиться к борьбе с преступлениями на почве ненависти. Несмотря на существование хорошенькой миссис Хаддлстон и трех очень хорошеньких аккуратненьких дочек, Рик наверняка скрытый гей. В общем, Рик взорвался и обвинил полицию в халатном отношении к защите сомалийского сообщества, вот почему – тут Джерри, порозовев лицом, так резко поставил стакан на стол, что вода выплеснулась через край, – вот почему это происшествие привлекло внимание прессы на местном, государственном и даже (как будто Джерри болван, который не читает газет и не смотрит новости) на международном уровне.