Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)
Шрифт:
— Это свой, — пробормотала Катрин. — Фло, я сейчас. Это старый товарищ. Безопасный. Я сейчас.
Мягкие подошвы кроссовок внезапно стали топать по гладкому мрамору пола, как разношенные сапоги.
— Привет. Все щуришься?
— Привычка, — молодой человек неуверенно улыбнулся. Вблизи он не казался таким молодым — вокруг глаз легли морщинки, и взгляд… Ну, взгляд всегда был старше.
— Здравствуйте, Екатерина Григорьевна.
— Если это ты, я тебя, пожалуй, обниму, — задумчиво пробормотала Катрин.
Парфюм у старого
Сидели в кафетерии. Остальная компания устроилась за соседним столиком. Багаж благополучно погрузили, наконец явившиеся «мальчики» то ли ужинали, то ли завтракали. Мрачноватый Цуцик поглощал кусочки гамбургера, подсовываемые Мышкой. Флоранс волновалась, что у пса расстроится желудок.
— Ты врач? — спросила Катрин, поглядывая на ухоженные руки старого знакомого.
— Немного врач, немного исследователь, — молодой человек напряженно улыбнулся. — Неловко как-то, да?
— Да это тебе, наверное, неловко, — Катя решительно перешла на русский язык. — Я же вроде как призрак. На твоем будильнике много годков натикало. Хотя внешне и не скажешь. Рада я тебя видеть. Даже таким холеным. Тьфу ты, просто не верится. Ой, как бы Пашка возмущался.
— Он и возмущался, — мальчик, давно переставший быть мальчиком, запнулся.
— Говори, — сказала Катрин, вертя в блюдце чашечку с остывающим кофе. — Говори, я в этой дряни варюсь не первый год, привыкла.
— Пашка в девяносто восьмом. Ничего поделать было нельзя — легкие у него всегда слабыми были. Вита — три года назад. До последнего работала, ругалась. Вы, Екатерина Григорьевна, возможно, о ней слышали? — молодой человек извлек из портфеля несколько футляров с DVD-дисками. — Я захватил — вдруг будет желание глянуть?
— Не выеживайся. Я старой бабкой не успела стать, — конечно, посмотрим, и с большущим интересом, — Катрин сгребла футляры. — «Восемь ножей в спину цивилизации», «Холокост трех материков». «Виктория Голутффин представляет новый документальный сериал… шокирующая правда о террористическом подполье…» Во как! Значит, глотнула Витуля киношного яда? Названия-то какие звучные-плакатные, даром что мы с Львом Давыдовичем лишь пять минут были знакомы.
— Вита получила шесть премий Международной ассоциации документального кино.
— Одуреть. Обязательно похвастаюсь, — Катрин глянула на соседний столик.
— Они знают? — шепотом спросил бывший мальчик.
— Ну, в общих чертах. Излишне натуралистические подробности я опускаю.
— Счастливая вы, Екатерина Григорьевна. Я уже ни с кем поговорить не могу.
— Брось скулить. Сразу видно — ты при делах.
— Да разве я жалуюсь? Занят на десять лет вперед. Это я только с вами хныкаю. По старой памяти.
— Э, может на «ты» пора переходить? Я тебе давно уж не командир. Девяносто лет, так? Фу, нелепость какая.
— Нет,
— Постой, сколько же у Витки правнуков?
— Четверо. Мельчает народ. Виточка между своими съемками бесконечными четверых родила. Времена-то были не лучшие. А сейчас все демографию просчитывают… геометры.
— Хм. Это точно. Вообще-то, я думала, прапорщик наш девчонку не упустит.
— А он и не упустил. До войны они с Витой двоих успели завести. Герман в 44-м погиб. В Нормандии. Он командиром роты артиллерийской разведки пошел. 4-я канадская бронетанковая дивизия. Немецкие танки прорывались, на НП вышли. Пока мы с противотанковым взводом от штаба дивизии добрались, танки уже из базук сожгли. Наш прапор командовал. Ну, пулеметная очередь… Вита мне тот день так и не простила.
— Черт! Я вам говорила подальше от свалки держаться? И что полезли?
— Герман сказал, что сидеть за океаном не может. Тем более Пашка уже год как воевал. Нечестно было. Если бы я в тот день не в штабе корпуса сидел…
— Ты-то что в бронетанках делал?
— Был такой отдел — «психологической разведки». Кое-что делали.
— Понятно. А Пашка? Ведь твердо обещал подальше от передовой держаться.
— Он строго, как вы учили, старался. К началу войны у него уже две дочери имелись. Физподготовкой командного состава занимался. Но в 41-м после Кишиневского прорыва попал в ополчение. Успел две недели батальоном покомандовать. В окружение угодил. После выхода и ранения снова кадры готовил. Диверсантов. После войны едва в запас уволился.
— Лихо. Так вы все время связь поддерживали? И сложностей у Пашки не было?
— Обошлось. Мы ему в 34-м весточку послали. Я, Екатерина Григорьевна, многому научился. Нам что ЧК, что НКВД — люди-то знакомые. Тем более что ТАМ чуть полегче было. Вы же знаете — Иосиф Виссарионович так и помер секретарем горкома Тифлиса.
— Да и хрен с ним. У нас здесь тоже с Украиной помирились-замирились. Коллеги мои бывшие совместно работают. Только насчет футбола непреодолимые противоречия и остались. Остальное признано временными заблуждениями и мороком, наведенным враждебными потусторонними силами. Ладно, что нам политика. У тебя-то как с личным? Выглядишь женихом.
— С личным трудно, — молодой человек по-стариковски вздохнул. — С внуками толком не вижусь. С правнуками общаюсь регулярно — только сами понимаете — числюсь четвероюродным братом. Смешно. Но кое-какой авторитет сохраняю.
Катя засмеялась:
— И вправду, многому научился. Экая морда траурная. Доволен, значит? Сколько же их у тебя?
— Трое правнуков. Две внучки. Дочь — наша с Виточкой. Сейчас в Чикагском университете преподает.
— Ой! — Катрин ухватилась за сердце. — Ваша дочь?! Ты меня добьешь!