Братья наши меньшие
Шрифт:
— Еще чего. Самого маленького нашли?
Старший злился:
— Сенька, блин, ты что, совсем тупой? Ты и есть самый маленький.
— Еще чего! Нашли тоже…
— Ну скажи тогда, кто тут младше тебя. Скажи!
У малыша задрожали губы, и он ничего не ответил. Я шепнул Игорьку:
— Ничего нам сегодня не обломится. Пошли.
— Нет, ты погоди, Киря, — ответил Игорь, и в глазах его загорелись недобрые огоньки. — Получается, зря перлись? Погоди…
— Но…
Игорь не слушал меня. Он протискивался в дырку в заборе. Я вздохнул и полез
Мальчишки посмотрели на нас с подозрением; старший задумчиво вертел в руках воздушку. Ребята стояли полукругом рядом с горкой птичьих трупиков; над дохлыми голубями жужжали мухи.
— Здорово, хлопцы! — громко крикнул Игорь и остановился. Руки в боки, он весело смотрел на хмурых пацанят.
Я замер сзади и гадал, что задумал мой друг.
— Хорошее местечко, — прищурив глаза, сказал Игорь. — Трава, солнышко. Опять же место не совсем обычное, голуби сюда слетаются. Много-много голубей. И, что удивительно, людей не боятся совсем, подходи и голыми руками бери. В детстве, помню, мы подкармливали их частенько. Я жил тут неподалеку, на Киргизской.
— Чего вам надо? — баском поинтересовался старший; свою воздушку он сжимал в руках так крепко, что побелели костяшки пальцев. — Мы вас не знаем. Я сам с Киргизской, если что.
— Да гуляли мы тут, — доверительно сообщил Игорь. — Детство вспоминали, то-се. На голубей пришли полюбоваться, семечек им насыпать. Любишь семечки, братишка? Нет? А чего так? Вот голуби, они любят.
Пацаны переглянулись. Самый младший всхлипнул и сказал:
— А я говорил, говорил вам, нельзя, не надо было этого делать. Голуби — птички добрые, они — птички мира, мне бабушка рассказывала…
— Молчи, Сенька, — шикнул на него старший. Малец замолчал, но продолжал плакать.
— Да, кстати, — сказал Игорь, — мы из Государственной Живодерни. Следим, чтоб произвола не случалось. Охоты левой, то-се. — Он достал из заднего кармана студенческий, раскрыл и помахал им в воздухе. Потом быстренько захлопнул и вернул на место, в карман то есть. Естественно, ребята не успели заметить, что там написано на самом деле. — Так что, детишки, придется вашим родителям платить штраф, и немалый. За браконьерство.
— Почему браконьерство? — неуверенно протянул старший. — Мы тут недалеко живем. Поэтому имеем право. Наверное.
— «Наверное», — передразнил его Игорек. И гаркнул:— А ну пшли вон отсюда, пока не начал проверять, у кого из вас есть письменное разрешение на оружие! Что это у тебя, малыш?.. Сдается мне, «Соболь». Какая скорость у пульки начальная? Кажется, гораздо выше разрешенной!
Малыш Сенька повиновался сразу и протопал мимо нас, плача совсем уже навзрыд, и исчез за забором. Неуверенно потянулись за ним и остальные шкеты. Старший тоскливо смотрел на голубей и пускал голодные слюни.
— Можно хоть одного забрать? — уныло протянул он. — Не для себя, но для братишки младшего. Голодный он
— Бери и сваливай, — вздохнул Игорь и демонстративно отвернулся.
Радостный старший подхватил измазанную в грязи птицу, сунул под майку и, прижимая ее к груди, помчался вон с пустыря.
Вскоре на Голубиной Поляне остались только мы и куча дохлых голубей. Голуби аппетитно жарились на солнышке. У меня у самого потекли слюнки. «Часть продадим, часть съедим сегодня, запивая холодным пивком», — вот что думал я.
Игорек вытащил из-за пазухи плотный черный пакет и принялся складывать туда голубей. Я стоял у дыры в заборе, на шухере значит. Игорь крикнул мне:
— Кирчик, иди сюда, помоги! Не бойся, не прибегут они обратно, небось в штаны уже наложили. Дети тупые, всему верят.
Я подошел к нему. Увидел, что у Игорька из носа течет кровь, и протянул ему свой платок. Игорь кивнул, платок взял и продолжил собирать голубей. Левой рукой он прижал платок к лицу. На нем быстро расплылось темно-красное пятно.
— Не жаль детей? — спросил я.
— Наташка продуктовую мясную карточку потеряла, не успела продать, — ответил Игорь рассеянно. — А есть-то хочется.
— Она ж «зеленая» у тебя!
— И чего? Карточки всем дают.
— А…
— Лови их!!
Возле забора зашумело и заскрипело. Думать было некогда. Игорь бросил оставшихся голубей, подхватил пакет и перекинул его через плечо; мы дунули направо, к другой дыре в заборе. Сзади надрывался старший, голос которого стал писклявым и совсем детским:
— Я знал! Я знал! Семен узнал их! Они сюда часто приходят, голубей наших таскают! Студенты они! Гады! Гады!
Кто-то пальнул нам вслед из воздушки. Пулька чиркнула меня по бедру; было не очень больно, но все же ощутимо, и я ускорился, едва не взлетая над землей. Споткнулся, но на ногах удержался. Игорь был уже у забора. Он кинул пакет в дыру на пыльную дорогу, а сам полез следом. Я — за ним.
— Лови их!
— Воры!
— Г-г-гады!
Мы выскочили на грунтовую дорогу, на которой тут и там лежали стебли сухого бурьяна и коровьи лепешки. Лепешки высохли до невозможности и напоминали теперь мумий самих себя. Коров здесь в последнее время не водится.
Сзади пути к отступлению закрывал забор, спереди-частные дома, а слева и справа клубы пыли и матерные крики. С обеих сторон к нам, медленно и вальяжно ступая, приближались местные. Человек десять, подростки. Были среди них и ребята нашего возраста. Самый здоровый, в майке и серых спортивных штанах, обильно измазанных пометом, намотал на руку цепь от велосипеда, другие приготовили финки и раскладные ножи из тех, которые с открывалкой. Почти на всех были джинсовые кепки с черным околышем и вышитой белой нитью надписью спереди: «МЯСО — ЭТО ТОЛЬКО У ТЕБЯ В МОЗГУ». «Странная мода у местных, — подумал я, любуясь кепками. — Странная, но красивая. Надо будет себе такую кепочку прикупить. Если выживем».