Братья наши меньшие

Данихнов Владимир Борисович

Мессия, (бормочет под нос)

***. А? Может, мы зря тебе поверили? Ну что тебе стоит — признайся! Все эти несчастные скарабейные… нам придется вырезать их всех, потому что если это не ты, Директор, тогда кто-то из них. Представляешь, сколько народу погибнет? Ну? Не желаешь их спасти?

Мессия (шепчет). Ты больной ублюдок …

***. Нет, дружище, это мир больной. Я просто соответствую ему, и для этого мира я на стороне добра, как

пафосно это ни звучит .

Мессия. Какой бы ни был мир, ты можешь измениться в обратную сторону… стать благородным и по-настоящему добрым, стать таким, каким мечтал быть в детстве…

***. Ой, прошу тебя!

Мессия. Даже этот ваш Желтый Директор понял. Я думаю, поэтому он и ушел. Потому что не умел измениться …

(помехи)

*** (кричит). Он не ушел!

Мессия (шепотом), (помехи), ты слишком часто смотрел телевизор …

***. Я вылечился .

Мессия. Слушай… Помнишь, у тебя пистолет был? Ты уже тогда работал на (помехи)? Поэтому и не сказал мне?

***. Что? А… нет, не поэтому. Я украл его у одного барыги, чтоб проверить себя на …

Мессия. Понял. Не говори ничего. Везите меня в вашу тюрьму. Я больше не скажу ни слова .

***. Ну это мы еще посмотрим. Кстати, совсем забыл. Вот твой дневничок. Не хочешь полистать напоследок?

(помехи)

Организовав «Желтый клуб», я долго наблюдал за молодежью и сделал вывод, что она ничуть не изменилась. Вымерло поколение, которое помнило войну — и лоботрясы легко велись на байки о суперлюдях. Возникла, однако, проблема, когда появились настоящие суперлюди (чего я, признаться, не ожидал!). У них были черные гнойные пятна, и это навело меня на мысль. Я скорректировал план, объявил суперлюдей больными, и теперь молодежь борется не за доминирование суперлюдей, а за возрождение обычных. Чистота расы, впрочем, никуда не делась…

…

Вчера поймали скарабейного. Я запер его на двое суток в комнате без еды и воды, чтобы посмотреть, как он выкрутится. Открываю — все в порядке. Щеки от жира аж лоснятся, а изо рта спиртным духом тянет. Продержал еще сутки — никакого результата! Приказал установить камеры наблюдения. Смотрю — к холодильнику все время мотается и оттуда еду и выпивку достает. Но холодильник был пустой, я самолично проверял! Кидаюсь к холодильнику, а там вместо задней стенки гнойное пятно, вроде того, что у них на теле. Скарабейный именно из пятна еду, оказывается, доставал. Спрашиваем: что за пятно, откуда? Он: мол, так и так, всемирная гнойная сеть, вроде Интернета, только физическая, можно обмениваться предметами

и так далее — работает для одних скарабейных.

— Конь педальный, — сказал я тогда Прокуророву, отчего он смешно втянул голову в плечи. — Почему не знал, почему не…

…и, по-моему, Прокуроров считает себя последователем хлыстовства. Он никак не реагирует на мою плетку, разве что с благодарностью. От этого становится очень грустно. Гнойная сеть, мазохисты, настоящие суперлюди, демократия — куда катится мир?

Всю ночь плакал и грыз подушку.

МНОГО ПОЗЖЕ. ЗАРИСОВКА ПОСЛЕДНЯЯ

— Послушай, мэр, — сказал я, прислонившись к липкой стене, ртом вдыхая горячий, влажный воздух. — Как тебя зовут на самом деле?

— Виктор, — отвечал он, привычно пожевав губу.

— Витя, Витя, — вздохнул я. — И как нам удалось оказаться в этой жопе?

Он промолчал.

Вокруг хлюпало, чавкало и лопалось пузырями; от стен, обтянутых будто бы кожей, несло смрадом; под ногами в черной жидкости копошились личинки, сороконожки и другие мерзкие твари. Мягкий красноватый свет, который струился отовсюду, добавлял картине средневековой мрачности. Пить хотелось неимоверно. Последнюю трубу, из которой капала чистая вода, мы миновали часа четыре назад. Больше труб нам не встретилось.

— Канализацией воняет. Может, мы спустились в какие-то секретные тоннели? После того, что я узнал от Игорька, ожидаю чего угодно и не удивлюсь, если выяснится, что этот туннель ведет в секретные лаборатории по производству наномашин! Мы проникнем в лаборатории и…

— Какие, на хрен, лаборатории? — взвился мэр Витя. — Ты что, не понимаешь?

— Чего?

— Мы никогда отсюда не выберемся! Мы ходим по кругу, и с каждым кругом становится хуже и хуже!

— Не говори так…

— Это правда.

— Нет, это не правда! Я знаю, чувствую: стоит нам пройти еще немножко, и мы найдем выход! Так что пошли!

И мы пошли. Шагали медленно, потому что ботинки липли к вонючей жиже, а потом все быстрее и быстрее. Мы боялись остановиться, потому что когда останавливаешься — в голову лезут ненужные мысли, потому что если остановишься — сразу перехочется жить.

И мы бежали.

И мы побежали еще быстрее, потому что впереди забрезжил неяркий желтый свет.

— Ви-и-идишь?! — крикнул я, срывая дыхание.

— Свет в конце туннеля… — пропыхтел в ответ мэр Витя.

Мы бежали.

Мы бежали очень долго, и неровный свет становился ярче. Уже четко очертил он выход из тоннеля: светлое пятно на фоне кромешного мрака вокруг. Чудились запахи лета: сладкой малины с парным молочком, теплой речной воды, покрытой зеленой тиной, и печеной картошечки, перепачканной в золе.

Чудились костер, водочка и песни до утра.

Чудились запахи родного дома: пирожков с яблоками и сирени в вазе на желтом потрескавшемся подоконнике.