Братья-оборотни
Шрифт:
Мэтью подошел ближе к источнику звука и уселся на скамью. Эндрю сел рядом. Превращенный в пса заколдованный человек выбрался из-под скамьи, и они стали беседовать. Точнее, пытаться беседовать, потому что беседа не клеилась, трудно поддерживать разговор, когда один из собеседников умеет говорить только «да» и «нет». А узнать у такого собеседника что-нибудь неочевидное — задача почти что невыполнимая.
После долгих расспросов Эндрю и Мэтью убедились, что в собачьем облике пребывает именно заколдованный человек, а не ангел, не черт, не леший, не кикимора или какая-либо иная нечисть. Притом до заколдования этот человек был отнюдь не
— Отстань от рыцаря, хватит уже домогаться, — сказал Мэтью. — Всякий благородный дворянин, оказавшись на его месте, повел бы себя точно так же.
— Почему? — удивился Эндрю.
— Чтобы не компрометировать честь рода, — объяснил Мэтью.
Пес утвердительно гавкнул, и стало понятно, что Мэтью понял его правильно. И тогда Мэтью перешел к следующему вопросу — с каких таких хуев заколдованный рыцарь набросился на отца настоятеля, да еще так яростно? Но получить вразумительный ответ на этот вопрос монахам тоже не удалось, причем непонятно было, то ли они не понимают, что надо спрашивать, то ли их собеседник ловко уклоняется от ответа.
От отчаяния Эндрю предложил попробовать поговорить с заколдованным рыцарем так, как некоторые монахи разговаривают с духами умерших. Написать где-нибудь в ряд все руны, какие есть в алфавите, а пес будет ходить вдоль этого ряда и тыкать лапой то в одну руну, то в другую, а Мэтью будет читать руны вслух, и от этого будут получаться слова. Но не вышло.
— Я неграмотен, — сказал Мэтью.
— Как это? — изумился Эндрю. — Вы же все время с собой восковую дощечку таскаете…
— Так я ж не рунами там пишу, — объяснил Мэтью. — Я зарубки делаю, сколько чего кому причитается, палочка — одна штука, галочка — пять штук, крестик — десять штук. А как рунами пишут — я не ведаю.
— Вот, блядь, незадача! — расстроился Эндрю. — Что ж теперь делать-то?
— Доложить отцу-настоятелю, — предложил Мэтью. — Простое жизненное правило: не знаешь, что делать — доложи старшему.
Пес угрожающе зарычал.
— Нет, не в том смысле доложить, — поспешил добавить Мэтью. — Я ему расскажу, что ты никакой не дьявол, он поймет…
Пес поставил передние лапы на колени брата Мэтью и приблизил свою страшную морду вплотную к его лицу. Посмотрел в глаза суровым взглядом, помотал головой из стороны в сторону, снова посмотрел в глаза и вопросительно гавкнул, дескать, понял, нет? И многозначительно оскалил зубы.
— Э-э-э… — сказал Мэтью.
Пес клацнул зубами.
— По-моему, он не хочет, чтобы мы рассказывали отцу-настоятелю, — сказал Эндрю. — Он как бы намекает, что если ты расскажешь, он тебя загрызет.
Пес кивнул.
Мэтью длинно и непристойно выругался. Затем сказал:
— Хуй с тобой, божья тварь, не буду тебя выдавать, убери лапы. А что с тобой делать-то?
Пес убрал лапы с колен и мотнул башкой в сторону выхода.
— Уйти хочет, — догадался Эндрю. — Ой, глядите, брат Мэтью, у вас на рясе отпечатки лап остались!
— Что творишь, ирод?! — обратился Мэтью к псу. — Не дай бог, не стряхнется… Нет, вроде стряхнулось, слава тебе, господи. Эндрю, выйди, посмотри, что там на дворе.
Эндрю вышел, посмотрел и обнаружил, что пока они общались с заколдованным рыцарем, уже наступила ночь. Темно — хоть глаз выколи. Уж не чудо ли господь
— Господи помилуй, — пробормотал Эндрю и перекрестился.
Пес просочился мимо Эндрю и Мэтью, и растворился в ночи.
— Фу, бля, пронесло, — пробормотал Мэтью и перекрестился.
Эндрю тоже перекрестился, но ничего не сказал. Ибо был не уверен, что проблемы, связанные с явлением загадочного заколдованного рыцаря, остались позади.
— Как думаете, брат Мэтью, отцу настоятелю стоит доложить? — почтительно поинтересовался Эндрю.
Мэтью ответил длинной ругательной тирадой. Эндрю выслушал, подождал продолжения и уточнил:
— То есть, доложить надл?
— Да ты, брат, совсем охуел! — возмутился Мэтью. — Какое, на хуй, доложить?! Душу свою на помойке нашел? Чутье потерял на запах чертовщины?
— А где тут чертовщина? — удивился Эндрю. — Собака эта никак не может быть дьявольским созданием, раз в святом храме того… а святой отец тем более…
— Я не ебу, где тут чертовщина, — сказал Мэтью. — Но жопой чую, что где-то есть. Ты парень молодой, а поживешь с мое — тоже научишься нечистого жопой чуять. Ты, Эндрю, лучше поверь моим словам, я знаю, что говорю. В таких делах выебываться не надо, сиди на жопе ровно, молись и не отсвечивай. Епитимью-то исполнил?
Эндрю опустил взгляд на четки и отрицательно помотал головой.
— Не исполнил, — констатировал он. — Сбился, блядь.
— Так исполняй, — посоветовал ему Мэтью. — Молитвы — они лишними не бывают. Господь не лох, он все видит.
Эндрю вздохнул, подошел к алтарю, опустился на колени и стал начитывать сто отченашей с самого начала. А Мэтью перекрестился и пошел к брату келарю, успокоить нервы стаканчиком-другим.
Незадолго до того, как развернулись вышеописанные события, владетель Кастлмора и Строберифилда сэр Персиваль по прозвищу Тандерболт, славный воитель и не менее славный интриган, соизволил совершить пешую прогулку по окрестностям замка Локлир. На прогулку сэр Персиваль отправился в одиночестве и без доспехов, с одним только мечом. Когда сэр Персиваль проходил через ворота замка, из караулки вышел какой-то десятник и почтительно напомнил его благородию, что в окрестных лесах шароебится дракон, и, возможно, его благородию следует позаботиться о должном сопровождении, ибо доблесть доблестью, а осторожность осторожностью. Сэр Персиваль не стал дослушивать эту речь до конца, но остановил воина повелительным жестом, и величественно изрек:
— Я этого дракона в рот ебал.
В первое мгновение десятник неподдельно изумился, а потом сообразил, что его благородие не повествует о состоявшемся событии, но выражается иносказательно.
— Тогда не смею более докучать вашему благородию, — сказал почтенный воин.
— Вот и не докучай, — сказал Перси и удалился в поля.
Отойдя от замка ярдов на сто, он сошел с дороги и направился к краю леса, туда, где позавчера творилась сверхъестественная херня. Перси собирался осмотреть место происшествия собственными глазами, обдумать увиденное и принять решение, которое, вероятно, станет самым важным решением в жизни, даже важнее, чем решение изменить Кларксонам и встать на сторону Планта. Тогда, собственно, никакого решения Перси не принимал, потому что выбор между предательством и пиздецом вряд ли можно назвать принятием решения.