Братья Святого Креста
Шрифт:
Приезжий господин был высокого роста, строен, подвижен, походка его отличалась изяществом, а при первом взгляде на его красивое, молодое лицо дворецкий Шмит признал в нем истого аристократа. Небольшая подстриженная черная бородка и слегка закрученные усы оттеняли красиво очерченные губы, из-за которых при улыбке, с которой ответил он на поклон фан-дер-Валька, сверкнули два ряда белых, блестящих зубов. Костюм прибывшего господина отличался некоторой странностью и напомнил старому дворецкому старинные портреты замковой галереи: там,
Рядом с ним шла молодая, судя по походке, дама, лица и фигуры которой нельзя было рассмотреть благодаря окутывавшей ее мантилье.
К удивлению Шмита, вновь прибывшие прежде всего прошли в портретную галерею и в течение целого получаса переходили от одного портрета к другому. И новый хозяин Эйсенбургского замка, подобно фан-дер-Вальку, долго простоял перед портретом благородного рыцаря Вальтера и, уходя от него, поднес руку к полям своей шляпы и кивнул головой, как бы прощаясь со своим старым знакомым.
— Не вынет ли и этот креста? — подумал старый Шмит. — Может быть, и он считает себя знакомым благородного рыцаря и сейчас начнет с ним разговаривать?..
Но приезжий господин до сих пор не сказал ни одного слова и, только уже при выходе из портретной галереи, неожиданно остановился и обратился к дворецкому:
— Вы будете входить в замок не иначе, как всякий раз по особому зову. Теперь вы свободны, но не должны отлучаться из замка. Вообще, я хочу, чтобы вы имели как можно меньше сношений с жителями Эйсенбурга. Ваша жена будет прислуживать госпоже. Согласны вы на эти условия?..
— Как угодно будет вашей светлости! — пробормотал Шмит.
— Я не светлость, — спокойным тоном ответил тот. — И если кто-нибудь спросит вас об имени нового обитателя замка, вы можете сказать, что его зовут кавалером Лакруа. О лошадях будет заботиться Люсьен.
Указав при этих словах на лакея, кавалер Лакруа вышел вместе с фан-дер-Вальком и неизвестной госпожой, имени которой он не счел нужным упомянуть старому дворецкому.
Вечером, с теми же лошадьми, которые привезли кавалера Лакруа и его спутницу, Корнелиус фан-дер-Вальк уехал неизвестно куда, и новые обитатели замка остались одни.
Давно ожидаемый факт их водворения, наконец, совершился.
Глава III
Несмотря на ясно выраженное желание кавалера Лакруа, Шмит тотчас, как только представилась возможность, урвался в Эйсенбург, чтобы удовлетворить любопытство нетерпеливо ожидавших его деревенских жителей.
По обыкновению, он прежде всего направился к священнику. Весть о том, что пришел дворецкий из замка, мигом облетела деревню, и через несколько минут в маленьком зале и около дома священника
Сам достопочтенный пастор, несмотря на всю свою обычную сдержанность, казался взволнованным. Он беспокойно ерзал на своем широком кожаном кресле, поправлял свои очки, перекладывал с места на место табакерку и платок и каждую секунду перевертывал зачем-то листы толстой, обшитой в пергамент, лежавшей перед ним старинной книги — той самой книги, в которой он показывал Шмиту изображение креста, принадлежавшего Корнелиусу фан-дер-Вальку.
Старый дворецкий стоял перед ним и последовательно излагал, не опуская ни малейшей подробности, историю появления новых гостей в замке.
Его слушали, не прерывая, и только сам священник изредка приговаривал:
— Так, так… — как будто заранее зная, что именно должен еще сообщить ему рассказчик.
Набравшиеся в комнату любопытные в такт кивали головами при каждом поддакивании священника, переглядывались между собою, как бы желая прочесть на лицах друг друга впечатление, производимое рассказом.
— Итак, — закончил Шмит, — вы видите, достопочтенный отец, что с прибытием нового хозяина замка дело нисколько не выяснилось, хотя, как уже я говорил, он, по-видимому, весьма знатный господин… я даже назвал его светлостью…
— Если б возможно было, — перебил священник, — каким-нибудь образом узнать его имя…
— Да я знаю его! — воскликнул дворецкий, опять приходя в ужас от своей непростительной рассеянности.
— Знаете! — вскричал в свою очередь священник, вскакивая с места и поднимая кверху руки, как бы призывая этим небо в свидетели того, что он сам не повинен в этом преступлении, — знаете и столько времени молчите!.. О, Шмит!..
Все присутствовавшие с негодованием и упреком обратили свои взоры на старика. По комнате прошел глухой ропот.
— Я полагал… я хотел… — пробормотал дворецкий, — изложить последовательно.
— Последовательно… Да говорите же, говорите теперь!..
— Его светлость зовут… т. е. его светлость не зовут… то есть, виноват — его светлость не его светлость, а просто кавалер Лакруа!..
При этом имени священник, видимо, едва сдерживавший раздражение, вызванное в нем путанной речью Шмита, в бессилии упал в свое кресло.
— О, — вскричал он, — я предчувствовал это!.. Моя книга говорит правду!..
С этими словами он снова положил руку на лежавший перед ним фолиант.
— Его преподобию известен кавалер Лакруа?.. — в изумлении вскричал дворецкий.
Все остальные при этих словах придвинулись к столу, пораженные только что происшедшей сценой и с нетерпением ожидая ее развязки.
Вместо ответа священник с лихорадочной поспешностью перевернул несколько листов своей книги и молча подвинул ее к Шмиту, указывая на гравированный портрет, занимавший всю страницу.
Любопытные плотной толпой вслед за дворецким придвинулись к столу.