Браво-брависсимо

Ерёмин Виталий

ВАЖАНОВ. И не надо регистрировать. Пока.

АЛЕНА. Как это? Ты представляешь, что со мной будет?

ВАЖАНОВ. Пока письмо у меня, ничего не будет.

АЛЕНА. Что ты задумал? Может, скажешь?

ВАЖАНОВ. Конечно, скажу. А пока сам не знаю. Это уже не первый сигнал с

мест. Но впервые – такое доказательство.

Алена нервно прохаживается по кабинету. Останавливается перед стеной-

окном.

АЛЕНА (показывая

на увешанные плакатами стены) А это что за выставка

появилась? Под Петеньку моего копаете?

ВАЖАНОВ. Петенька твой неплохой парень, но… на берегу Москвы-реки, в

пяти минутах от Кремля снова появился нудистский пляж. Снова пошли призывы

установить кабинки любви. (ядовито) Туалетов в Москве наперечет, а кабинки любви

должны быть на каждом шагу. Но больше всего Сталина разозлил агитплакат «Я

теперча не твоя, я теперча Сенина…»

АЛЕНА. И что теперь?

ВАЖАНОВ. Члены политбюро зайдут, полюбуются и примут решение. Думаю,

пожурят твоего Петю. Все знают его заслуги перед революцией.

АЛЕНА. Петенька-то тут при чем? Вы бы лучше катехизис революционера

подредактировали.

ВАЖАНОВ. Не понял. А катехизис тут при чем?

АЛЕНА. Тебе процитировать? Перед командировкой в Германию меня в

срочном порядке в партию принимали. Пришлось зазубрить.

ВАЖАНОВ. Ну-ка.

АЛЕНА (с сарказмом). Революционер – человек обреченный. Он в глубине

своего существа разорвал всякую связь со всеми законами, приличиями,

общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он презирает общественное

мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и проявлениях нынешнюю

общественную нравственность. Все изнеживающие чувства родства, дружбы, любви,

благодарности и самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною

страстью революционного дела. Для него существует только одна нега – успех

революции.

ВАЖАНОВ. Холодная страсть, говоришь… Ну-ну. Ладно, это все мелочи жизни.

Что у тебя с переводом?

АЛЕНА. Закончила. Мы с национал-социалистами, конечно, антиподы.

Но я не понимаю их хитростей. Взяли наше красное знамя, наш призыв

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь».

ВАЖАНОВ. Гораздо непонятней, почему мы это скрываем. Они ведь еще друг

друга товарищами называют. А лично об авторе, камараде Гитлере, что думаешь?

АЛЕНА. Он хочет истребить тех, кто у нас в каждом кабинете. И чего он на

них взъелся?

ВАЖАНОВ (понизив голос). По-моему, Сталину, это как раз и нравится в

товарище Гитлере. Знаешь, а мне нравится, как ты муженька своего бывшего

защищаешь.

АЛЕНА. Я благодарна ему.

ВАЖАНОВ. Интересно, как ты ему объяснила,

откуда три языка знаешь…

АЛЕНА. Сказала, что родители были гувернерами.

ВАЖАНОВ. Красота ослепляет. А любовь ненасытна.

Важанов встает из-за стола, закрывает дверь на ключ и подходит к Алене с

явным желанием наброситься на нее. Она тоже смотрит на него распаленно. Они

заходят за шкаф и предаются торопливой страсти.

АЛЕНА. Прямо в Кремле, рядом с кабинетом самого Сталина… Как это

стыдно!

ВАЖАНОВ. Как это возбуждает!

Пылко отдавшись друг другу, они приводят себя в порядок. Важанов

проворачивает ключ в замке двери.

ВАЖАНОВ. Сталин хочет, чтобы ты сама вручила ему перевод. Видно, слышал,

какая ты красотка.

АЛЕНА. Как вести себя с ним?

ВАЖАНОВ. Товарищ Сталин любит абсолютное подчинение, но… не

терпит его. Редко говорит, что нужно конкретно делать. Только дает понять, и нужно

правильно догадаться. Требует, чтобы ему смотрели в глаза, но сам при этом только

поднимает взгляд и тут же опускает. Но этот взгляд как раз и нужно выдержать, не

отводить глаза. Товарищу Сталину не нравится, когда люди скрывают свои естественные

слабости и недостатки. (после короткой паузы) То, что он поручил тебе перевод, для

меня загадка. Насколько я знаю, ему уже перевели «Майн кампф». Твой перевод – это,

как минимум, всего лишь предлог…

Коридор в Кремле. К секретариату подходят двое молодых мужчин и женщина около 40 лет. По виду иностранцы. Заглядывают.

ДЖОЗЕФ ДЭВИС. Интересно, как отбирают сюда людей. Наверно, здесь только дети пролетариев. Но эта работа требует, как минимум, грамотности.

НЭНСИ АСТОР. Не смешите меня, Дэвис. Вы все-таки неисправимый идеалист. Бьюсь об заклад, здесь большинство – детки чекистов и самых фанатичных большевиков. Это такая большая секта. Зачем им грамотность? Им вполне достаточно преданности своей безумной идее.

Важанов и Алена сталкиваются в коридоре с этими иностранцами. Важанов останавливается, а Алена идет на свое рабочее место.

ДЭВИС. О, Борис! А мы вас поджидаем. Пришли чуть раньше назначенного времени. Это Нэнси Астор. Она …

ВАЖАНОВ. Кто же не знает мисс Астор!

ДЭВИС. А это мистер Нэльсон. Бизнесмен.

ВАЖАНОВ (Нэльсону). Хотите первым открыть свой бизнес в СССР?

ДОНАЛЬД НЭЛЬСОН. Хотелось бы. Но у меня к вам конфиденциальный разговор. Три минуты, не больше.