Бремя феодала
Шрифт:
Я вскинул руку для Наташи — прекрати, и вызвал третьего обвиняемого:
— Прошу ввести курьера. А также приглашаю выйти свидетеля — сотника графской гвардейской стражи Вольдемара Тихая Смерть.
Ввели перехваченного курьера. Вольдемар, при поддержке активированного для этого падре, помолился, перекрестился и поведал, что его люди перехватили сего человека ночью и при каких обстоятельствах. И он подозревает, что этот человек может быть связным между сеньором бароном и террористами, и в текущий момент ехал их предупредить. После чего Наташа по моему знаку сразу стала пытать и его.
Почему без предъявления веских обвинений, по одному подозрению? А потому, что он не барон. И даже не рыцарь. Кто-то из
Помурыжив сеньора десять минут, дал знать стоящим в углу двум нашим палачам. Один мой, одного привёз с собой Алькатрас — очень помогли нам в Магдалене. Сеньоры в масках и палаческих накидках тут же поднесли к курьеру подготовленный заранее, днём, стол, привязали его к столешнице, а ноги — к ножкам, чутка их расставив. Курьер сопротивлялся, но когда тебя держат два дуболома в панцирях — не особо посопротивляешься. Наконец, палачи спустили сеньору штаны и один из них принёс металлический дрын. Багор. Только в качестве рабочей части использовали тупой его конец, который обильно смазали салом. После чего, не торопясь засунули смазанный конец курьеру в задний проход, и перехватили багор большими шипцами, взяв те через через толстые варежки.
Сам курьер стиснул зубы, но до сей поры не издал ни звука. Все же остальные, включая отца и сына баронов, смотрели за действом с интересом, затаив дыхание. Казни здесь — разновидность развлечения. А я придумал что-то, чего они ещё не видели.
Не люблю пытать людей. Но это экзамен, надо. А потому подошёл, почти прикоснулся к металлу багра и выпустил в него энергию. Немного, чтобы не обжечь собственную руку. И продолжал держать пробой, чувствуя идущий от железяки жар.
Курьер держался минут с пять. И только когда жар стал нестерпимым для моей руки, а в помещении начало пахнуть палёным, не выдержал и заорал. Но заорав, будто сорвал невидимый предохранитель, забившись в приступе, что даже конвоиры еле его удержали.
— А-а-а-а-а! Я скажу! Всё скажу! Да, я вёз послание «Быкам»! В Тахо, они в Тахо! Я должен был предупредить их, что вы помчитесь уничтожать их по территории Бетиса! А-а-а-а-а! Выпустите! Прекратите! Вытащите это!..
Жест, и палачи вытащили горячий, но пока ещё за малым не раскалённый багор.
— Увести! Допросить в камере, — бросил я. — Сеньора развязали, отвязали от стола, после чего конвоиры потащили его обвисшую тушку к выходу. — Теперь его, — жест на юного баронета Альфонсо.
— Ты не посмеешь! Ты не посмеешь, мальчишка! — заорал барон, попытавшись вырваться из цепких лап конвоиров. И только сейчас на его лице я прочёл испуг.
— Да ладно! И что мне может помешать? — оскалился я.
Баронет дрался, как лев. Вот реально как бешеный завертелся, что к нему были вынуждены кинуться ещё двое воинов, сложив на время на пол алебарды. Сеньора всё-таки скрутили, но чтобы привязать ноги к ножкам стола, пришлось его несколько раз сильно приголубить. После длительного, но неравного противостояния стонущего баронета разложили-таки на столешнице и спустили штаны. Зрители снова ахнули и затаили дыхание. Саму пытку уже увидели, но теперь я буду пытать не какого-то слугу, а сына своего вассала! А это политика. Сдюжу ли? Пойду ли до конца? Вот главный вопрос, читавшийся у всех в глазах.
— Альфонсо, страшно? — похлопал я парня по щеке. Испуганного, с увлажнёнными глазами, но всё ещё страстно меня ненавидящего и не сломленного.
— Нет! Рикардо, пожалуйста, не надо! — А это на руках оцепления повисла мать сеньорито, жена барона. Обе его сестры стояли за нею, бледные, за цепью, в окружении моих воинов (на всякий случай), но баронесса не выдержала и попыталась прорваться.
— Сукин сын! — а это выцедил похожий
— Игнасио, сделка, подошёл я к нему, зло сверкая глазами. Меня после десяти минут пытки, я имею в виду пытки для меня — я же держал канал открытым — разбивала не просто злость. Я был готов перегрызть горло всему свету, и начать с него. И это не метафора, я реально был на грани. — Аранда, сделка! — повторил я чуть громче, чувствуя, как хрипит голос, а глаза горят сверхновыми. — Я не трогаю твои семью. Вообще не трогаю. И дочек твоих прелестных тоже. Не пускаю вас по миру, оставив всё, что они смогут забрать из замка. И отпускаю на четыре стороны. Само собой, снимаю с хмырёныша все обвинения, чтобы его не преследовали люди Карлоса Сертория. — При этих словах пнул по ноге юного баронета. — В обмен на твоё добровольное признание. Идёт?
— А если нет? — ухмыльнулся он.
— Нет — так нет. Сеньоры, начинайте! — повысил я голос, и палачи снова подняли с пола, клещами, ещё горячий дрын. Смазывали его теперь не голыми руками, а какой-то палочкой.
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!!! — заорал Альфонсо, когда в зад ему засунули очень горячий посторонний предмет.
На сей раз сильно багор не грел. Он и так был горячий, да и мысленно хотел сохранить сучёнышу жизнь. Ибо если баронет умрёт, папочка добровольное признание не даст, а меня братва будет ненавидеть. Что посмел, когда был неправ. И фиг что докажешь. А когда Рома внутри меня пытался сучёныша жалеть, тот же Рома, но, видимо, под контролем Ричи, давал в голове картинки, что делают с людьми разбойники, когда бомбят обоз. Убивают всех — чтобы свидетелей не осталось. Жестоко убивают. Женщин, если есть такие, предварительно насилуют. И какие это скоты я, живя тут два месяца, уже представления имею.
— Пауза! — бросил палачам, выдохшись. Голова начала кружиться, магия энергозатратная штука. Выхлебал залпом полфляги разбавленного мёда. Класс! Ожил. Подошёл к барону.
— Ну что, сеньор Аранда, так и будем смотреть, как пытают твоего единственного сына? Он, может, и не мужик уже, может у него яйца вкрутую сварились.
— Иди к чёрту! — выплюнул Аранда. — Демон!
— Да ладно, я только начал. — Я плотоядно оскалился. Ибо снова подумал о трупах вдоль дороги у обозов, как это ВСЕГДА тут бывает. Всегда, а не обычно, чувствуете магию слова? Сколько людей убито ради того, чтобы это ЧМО выдало своего сучёныша замуж за виконтессу?
— А знаешь, что будет дальше? — продолжил я. — А дальше в ход пойдут твои дочки. Они же лапочки, да? И им такую палочку можно в большее количество интересных мест вставить. Прикинь, как они орать будут!
Барон дёрнулся, да так, что даже двое крупных телохранов из последних сил удержали. Я отпрянул, но настрой не сбил.
— Я убью тебя! Убью, сволочь! Ты ничего не сделаешь! Ничего! Они ничем не заслужили этого!
— Барон-барон! — картинно покачал я головой. — А как же соучастие? Они ЗНАЛИ о том, чем ты занимаешься. Скажешь, нет? — пронзил его глазами. — Нет, не скажешь. Знали. И молчали. А значит, пассивно участвовали. Игнасио, скольких убили твои молодцы?
— Они не мои! — спалился Аранда. Я криво усмехнулся. Барон понял, что ляпнул, но это уже ни на что не влияло.
— Ты им ничего не сделаешь! Не посмеешь! — продолжил он.
— Да ладно! Думаешь? — Я отошёл на несколько метров. — Но сначала, конечно, я всерьёз поиздеваюсь над твоим грёбанным сынулей. Ты ж его любишь, да, Игнасио?
Пауза.
— Перебейте сеньорито лучевые кости.
Барон не верил. Всё ещё надеялся на что-то. Что? Да фиг их знает этих местных. Тут не принято оставлять в живых. Наоборот, нормальный граф после его признания бы ещё и семью подписал. В смысле казнил всех, кто хоть каким-то боком. А остальных… Сделал бы всё, чтобы у потомков выживших не было возможности отомстить, скажем так.