Бремя империи
Шрифт:
И тут на узкой улочке появилось такси…
Такси здесь не узнать было сложно — здесь в качестве такси работали машины «Даймлер-Бенц», такого роскошества не было даже в Санкт-Петербурге…
— Давай немного вперед…
Проехали вперед, встали так, чтобы машина была полностью в тени. Такси, ползшее на минимальной скорости, остановилось метрах в ста от «Салона»…
— Он?
Али поднес к глазам бинокль с ночным каналом…
— Похоже, он…
Из салона выбрался полноватый мужчина, одетый в арабскую галабию. Видно было плохо, но Али должен был видеть его вживую — сегодня он ездил на разведку и наблюдал за объектом…
— Похоже или точно он?
— Он. Точно он…
Все-таки приехал…
Приехал-таки, сволочь…
— Короче — я занимаю позицию вон там, — я показал на странный дом с лестницей, — а ты отъедь еще чуть дальше. Если что — встречаемся завтра на «Маар Майкл», там кафе у причала. Знаешь?
— Знаю…
— Все. Пошел, — отрубил я.
— Удачи… — откликнулся Али.
Мандража почти не было. Изображая из себя слегка подвыпившего местного, насколько это позволял мой рост и сложение, [70] я добрался до дома, оперся о стену, отступил в тень, расстегнул штаны и начал мочиться. Пока мочился, осмотрел окрестности — ставни по всей улице закрыты наглухо, но через ставни «Салона» тонкими лучиками пробивается яркий свет. Прикинув ситуацию, я несколькими прыжками преодолел ступеньки, залег на втором этаже, прикрывшись зарослями вьюнка, замер. Пистолет положил рядом с собой, замаскировав его садовым горшком с цветами. Оставалось только ждать…
70
Арабы вообще низкорослые, все это связано с веками плохого питания. Конечно, за время имперского правления молодое поколение уже вытянулось, но богатырей от метра восьмидесяти и выше все же было намного меньше, чем среди русских. Да и телосложением отличались — арабы не занимались гимнастикой, спортом, это было не принято, и даже в армии приходилось заставлять из-под палки. У русских же подростков спорт, «железо» были почти обязательными, поддерживались государством — поэтому и выглядели они на фоне арабов очень внушительно…
Мулла появился через два часа. Позабавился с детьми, сволочь, — теперь надо было выспаться перед пятничным намазом. И носит ведь земля такую вот мразь — сегодня детей трахает, завтра людям слово Божье понесет…
Провожала его все та же женщина — теперь я видел ее отчетливо, до нее было метров двадцать, не больше. Среднего роста, в роскошном вычурном костюме арабской танцовщицы, средних лет, но все еще с прекрасной фигурой. Видимо, сама мадам Габери…
Пока они прощались на фоне ярко освещенного прямоугольника двери, я взял Муллу на прицел. Стрелять было сложно, поэтому я положил пистолет на согнутую левую руку, прицелился…
Интересно, где он сейчас машину будет искать? Такси-то ему не вызвали. Может, боится, что кто-то его запомнит?
Остальное было проще простого. Простившись с бандершей, Мулла повернулся, сделал несколько шагов — и тут я выстрелил. Попал точно, куда и хотел — в голову. Мулла осел на тротуар, грузно и нелепо, словно мешок с дерьмом. Прицелившись по лежащему, я выпустил весь остаток обоймы — чтобы наверняка…
Спустился, зачем-то подошел к лежащей на тротуаре туше, наклонился… Кровь казалась черными полосками целлофана на более светлой коже, голова была разбита пулями вдребезги. После таких ранений не живут. Дело сделано…
Пистолет я выкинул чуть дальше, разобрал на части и выкинул по разным мусорным бакам. Хотя на нем и не было отпечатков —
Бейрут, бульвар Корниш
15 июня 1992 года
Али утром отправился на «Александра Колчака», я же накупил местной прессы, карту города и уединился в снятой мною квартире. Делать пока было нечего…
Убийству Али Хасана Джималя, видного мусульманского богослова и настоятеля крупной мечети, посвящены были первые полосы тех местных газет, которые, несмотря на беспорядки в городе, все-таки сумели выйти. Версии выдвигались самые разные, наиболее часто упоминалось, что он стал жертвой христианских юнцов-фанатиков, готовых убивать. Рассматривалась также и версия неудачного ограбления, хотя она изначально была идиотской — ну не станет грабитель стрелять жертве в голову с двадцати метров.
Видна была работа и департамента полиции. Практически во всех газетах было упомянуто, что убит видный мусульманский богослов был в двух шагах от двери «непристойного вертепа», который накрыла полиция. Что он там делал и был ли там вообще — газеты умалчивали, но мысли рождались нехорошие. Упоминали также о том, что убийство могло быть связано с уголовными разборками из-за закята. [71]
Раскаивался ли я? Не спал ли ночью? Каково чувствовать себя палачом? Ну, если вас так это интересует, давайте об этом и поговорим, пока время есть…
71
3акят — ежегодный налог, который должен платить каждый мусульманин и который некоторые недобросовестные муллы пускают совсем не на помощь бедным…
Я, кажется, уже упоминал, что любой дворянин Империи — ее солдат, иначе он просто не имеет права быть дворянином. А солдат должен защищать — свой родной дом от всех врагов, внешних и внутренних. И делать все для этого, в том числе и то, что другие делать не хотят или не могут.
Этот Джималь, мулла, очень любящий маленьких детей, — хотите сказать, что он не враг? Что он обычный гражданин, имеющий право на справедливый и беспристрастный суд? Ой ли? Сначала эта мразь насилует детей, потом несет людям слово Аллаха, потом возводит хулу на Государя, потом собирает какие-то сборища, потом предает Родину, вступает в сношения с агентами британской разведки, неизвестно зачем ходит в сеттльмент. И это — гражданин, имеющий право на суд?! И это вообще человек?
Это самый настоящий враг. Раковая опухоль, которая разлагает страну, становится причиной метастазов, если ее не удалить. Хирургическим путем — другой путь пока неизвестен. Удалил — возможно, больше опухолей не будет. Не удалил — рак убьет тебя. И здесь не до сантиментов, права всего организма на жизнь несоизмеримы с правом на жизнь опухоли.Раковая опухоль, убивающая нас, именно так следует расценивать людей, подобных Джималю. И удалять их, пусть это боль и кровь — но удалять. Пока метастазы не пошли по всему организму.
Поэтому и спал я хорошо и никакими муками совести не страдал. Не грешно это — избавиться от опухоли. И хирург — это не палач, он удаляет малое для того, чтобы все остальное могло продолжать жить…
Что-то вдруг будто толкнуло меня в спину. Я отложил газеты, достал визитную карточку, набрал номер. Но вместо ее голоса я услышал гудки, показавшиеся мне похоронным звоном…
Черт!
Начал набирать второй номер, думая про себя, что не может так все закончиться, ну просто — не может. На сей раз в уши вместо гудков полилась тягучая арабская мелодия, чем-то похожая на азан. И, наконец, я услышал голос. Ее голос…