Бремя любви
Шрифт:
– И все это очень несправедливо, ты это хочешь сказать?
– Именно. Вся жизнь несправедлива.
– И как же со всем этим быть?
– Никак.
– Тогда я действительно тебя не понимаю.
– Позавчера я говорил Артуру. У меня мягкое сердце.
Я хочу видеть людей счастливыми. Люблю устраивать так, чтобы люди получали то, чего у них нет, а хочется иметь.
Чтобы немножко выровнять положение. К тому же если этого не сделать, он помедлил, – может быть опасно.
– Сколько чепухи наговорил Болди, – задумчиво сказала Анджела после его
– Джон Болдок – один из выдающихся ученых нашей страны, – сказал Артур и подмигнул.
– О, это я знаю, – фыркнула Анджела, – Я бы сидела скромненько и восторгалась им, если бы он излагал античные законы или давал обзор елизаветинской поэзии. Но что он понимает в детях?
– Абсолютно ничего, насколько я понимаю. Кстати, позавчера он предложил, чтобы мы купили Лауре собаку.
– Собаку? У нее же есть котенок.
– Согласно Болди, это не одно и то же.
– Как странно… Помнится, он говорил, что не любит собак.
– Не сомневаюсь.
Анджела задумчиво проговорила:
– Пожалуй, надо Чарльзу завести собаку. Недавно возле церкви к нему кинулись щенки, и он так испугался.
Чтобы мальчишка боялся собак!.. А если у него будет своя, он привыкнет. Еще надо научить его ездить верхом. Хорошо бы у него был свой пони! Жалко, у нас нет загона!
– Боюсь, о пони не может быть речи, – сказал Франклин.
На кухне горничная Этель говорила кухарке:
– Вот и старый Болдок тоже заметил.
– Что заметил?
– Про мисс Лауру. Что она не жилец на этом свете.
Они Няню спрашивали. Да по ней сразу видно: никаких шалостей у нее, не то что мастер Чарльз. Помяни мое слово, не доживет она до свадьбы.
Но умер все-таки Чарльз.
Глава 2
Чарльз умер от детского паралича. Еще два мальчика в школе заразились, но выздоровели.
Для Анджелы Франклин, не отличавшейся крепким здоровьем, это был сокрушительный удар. Чарльз, обожаемый, любимый, ее красивый, веселый, жизнерадостный мальчик.
Она лежала в полутемной спальне, смотрела в потолок и не могла плакать. Муж, Лаура, прислуга – все ходили на цыпочках. Наконец врач посоветовал Артуру увезти ее за границу.
– Полностью смените обстановку и атмосферу. Ее надо расшевелить. Поезжайте туда, где хороший воздух. Горный воздух. В Швейцарию, например.
Франклины уехали, а Лаура осталась с няней, днем приходила гувернантка мисс Уикс, приветливая, но неинтересная особа.
Отсутствие родителей было Лауре приятно. Можно было считать себя хозяйкой дома! Каждое утро она «заглядывала к кухарке» и заказывала еду на день. Толстая добродушная кухарка миссис Брайтон усмиряла прыть Лауры, и каждый раз меню оказывалось таким, как считала нужным кухарка, но Лаурино чувство собственной значимости не подрывалось. Она тем меньше скучала без родителей, что в уме фантазировала, каким будет их возвращение.
То, что Чарльз умер, – это ужасно. Понятно, что они больше всех любили Чарльза, это было справедливо, нечего и говорить, но теперь – теперь в королевство Чарльза вступает она. Теперь Лаура – их единственный ребенок, на нее они возлагают все надежды, к ней обращена вся их привязанность. Она уже представляла себе сцену их возвращения: мама
«Лаура, моя дорогая. Ты все, что у меня есть в этом мире!»
Трогательные, чувствительные сцены, совсем не в духе Артура и Анджелы Франклин. Но в спектаклях Лауры они были щедрыми и сердечными, и мало-помалу она так во все это уверовала, будто оно уже свершилось.
Идя по аллее к деревне, она репетировала предстоящие разговоры: поднимала брови, качала головой, бормотала под нос слова и фразы.
Она была так поглощена праздником откровения чувств, что не заметила мистера Болдока, который шел ей навстречу, толкая перед собой садовую корзину на колесиках, в которой он возил покупки.
– Привет, юная Лаура.
Лаура, грубо прерванная в середине сцены, где мать возвращается слепая, и она, Лаура, отказывается выйти замуж за виконта («Я никогда не выйду замуж. Моя мать значит все для меня»), запнулась и покраснела.
– Отца и матери все еще нет, а?
– Да, их не будет еще дней десять.
– Понял. Хочешь, приходи завтра ко мне на чай?
– Ода.
Лаура была в восторге. Мистер Болдок преподавал в Университете в четырнадцати милях отсюда, имел в деревне домик, куда приезжал на каникулы и иногда по выходным. Он уклонялся от светской жизни и оскорбил весь Белбери, постоянно и весьма грубо отклоняя любые приглашения. Единственным его другом был Артур, эта дружба выдержала многолетнее испытание. Джон Болдок не был приветливым человеком. Со своими учениками он обращался так язвительно и безжалостно, что лучшие из них стремились превзойти себя, а остальные прозябали на обочине. Он написал несколько толстых неудобоваримых книг о смутных периодах истории, и лишь очень немногие смогли понять, к чему он клонит. Издатели взывали к нему, убеждая сделать книги более удобочитаемыми, но он с суровым видом отвергал их доводы, указывая, что те, кто понимает, и есть единственные достойные его читатели! Особенно груб он бывал с женщинами, и это им так нравилось, что они приходили еще и еще. При всей своей предвзятости и высокомерии он имел неожиданно доброе сердце, которое зачастую, входило в противоречие с его же принципами.
Лаура понимала, что быть приглашенной на чай к мистеру Болдоку большая честь, и соответственно подготовилась. Она явилась умытая, причесанная, аккуратно одетая, но все же настороженная, потому что Болдок был опасным человеком.
Домохозяйка провела ее в библиотеку, где Болдок оторвался от книги и воззрился на нее.
– Привет. Ты что здесь делаешь?
– Вы пригласили меня на чай, – ответила Лаура.
Болдок глядел на нее в раздумье. Лаура ответила твердым вежливым взглядом, успешно преодолев внутреннюю неуверенность.
– Да. – Болдок потер нос. – Хм… да, пригласил. Не знаю зачем. Ну садись.
– Куда?
Вопрос был в высшей степени уместный. Библиотека была заставлена стеллажами до потолка, полки забиты книгами, а те, которые не поместились, валялись кучами на полу, на столах и стульях.
Болдок с досадой огляделся.
– Придется что-то предпринять, – недовольно сказал он.
Выбрав кресло, загруженное меньше других, он, сопя и пыхтя, сгрузил на пол две охапки пыльных книг.
– Вот. – Он отряхнул руки и чихнул.