Бремя прошлого

Адлер Элизабет

Через несколько минут она уже шла по коридору к Лилли. Ее дочь сидела у окна и смотрела на блестевшую от дождя листву сада. Она не обернулась к матери, хотя и слышала, как она вошла.

– Лилли, дорогая моя, – ласково проговорила леди Хэлен, – ты знаешь, что сказал доктор?

Лилли молча, опустила голову.

– Ты должна рассказать мне, что произошло, Лилли, – проговорила она. – Обещаю, что не буду сердиться. Но я должна знать, кто этот человек, чтобы отец мог принять свои меры.

– Но как ты сможешь ему

об этом сказать, мамми, – в отчаянии воскликнула она, – как ты сможешь ему сказать? А что будет потом со мной?

– Разумеется, ты должна будешь выйти замуж за этого человека, Лилли. Тихая свадьба, долгое свадебное путешествие за границу… преждевременный ребенок… Мы как-нибудь сумеем сохранить все в тайне.

Лилли еще больше побледнела. Она почувствовала себя больной при мысли о Роберте Хатауэе. Отец заставил бы его жениться на ней, но ведь Роберт сказал, что скорее ее убьет. И в любом случае лучше умереть, чем выйти замуж за этого зверя.

Лилли молча смотрела в окно.

– Прошу тебя, дитя мое, – мягко заговорила леди Хэлен, – скажи правду своей маме, и я обещаю сделать все, чтобы помочь тебе. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

– Я не могу, мамми, – устало молвила она. И не произнесла больше ни слова.

Лорд Молино курил в библиотеке сигару и читал газету. Когда его жена устало, опустилась в кресло напротив, он поднял на нее удивленные глаза.

Боль снова сжала ее сердце, но она твердо решила начать разговор с мужем, считая это своим долгом. Она была спокойна, говорила взвешенно и кратко.

Он ничего не отвечал. Его глаза, такие же голубые, как у Лилли, бессмысленно смотрели на жену: казалось, он не понимал, о чем она говорит. Но в следующий момент Молино в страшной ярости поднялся на ноги, и леди Хэлен прижала руку к груди, желая умереть раньше, чем ее любимый муж ударит ее.

– Боже правый, Хэлен, – проговорил он, – это, должно быть, какая-то ошибка. Это неправда, это невозможно.

Молино умоляюще посмотрел на жену, и ей показалось, что он вот-вот заплачет.

– Это не про Лилли… – прошептал он.

– Это правда, Огастес, хотя мне всем сердцем хотелось бы, чтобы это было не так.

Лорд Молино снова поднялся на ноги, подошел к окну и устремил взгляд на затянутые сеткой дождя окрестности. Жена тем временем торопливо излагала ему свой план: немедленный брак, долгая заграничная поездка, роды не по срокам брака.

– Вам придется поговорить с родителями. Все должно устроиться, Огастес. Нужно лишь, чтобы Лилли сказала мне, кто он.

Не поворачивая головы, он сказал:

– Пришлите ко мне Лилли.

Леди Хэлен встала и направилась к двери.

– Вы должны быть мягким с нею, Огастес, – обернулась она на ходу. – Не забывайте о состоянии девочки.

– Боже мой, Хэлен, как я могу об этом забыть? – в изнеможении простонал он.

Когда

мать сказала, что она должна пойти в библиотеку, чтобы поговорить с отцом, Лилли побежала за Сил. Она нашла ее сидящей с книгой перед камином в детской, рядом с обоими догами.

Большие голубые глаза Сил были полны сострадания, когда она бросилась к сестре.

– О, Лилли, Лилли. Что ты ему скажешь?

– Ничего!

Глаза Лилли вспыхнули презрением при мысли о Роберте.

– Ничего не скажу, и никто не заставит меня это сделать. Скорее, я убью себя.

– Нет! Нет. О, Лилли, пожалуйста, не надо. Я люблю тебя. Я тебе помогу. И, может быть, па не будет слишком сердиться, когда свыкнется с мыслью…

– О, Сил, – с невольной улыбкой сказала Лилли своей изобретательной сестре, – ты ужасная оптимистка.

Лилли умылась, расчесала черные локоны и связала их сзади розовой лентой, надела старое розовое хлопчатобумажное платье и кое-как почистила грязные башмаки. Потом, не желая больше оттягивать разговор ни на минуту, стала медленно спускаться по лестнице, чтобы встретиться лицом к лицу со своим отцом и со своей судьбой.

Лорд Молино стоял у окна, глядя в сад, и даже не обернулся, чтобы посмотреть на Лилли. Он не хотел, чтобы она видела его страдания.

– Что скажете, Лилли? – спросил он.

Голос его был холодным и безразличным, как если бы он вызвал служанку, чтобы сделать ей замечание.

– Мне очень жаль, дорогой па, – прошептала она, опустив голову.

Ее грязные коричневые башмаки выглядывали из-под подола слишком короткого хлопчатобумажного платья, и она страшно жалела, что не надела другие.

– Вам жаль? И вы полагаете, что этого достаточно? Чувство сожаления освобождает вас от ответственности перед семьей? Перед своей фамилией? Перед вашим положением в обществе? Смывает наш позор?

– О, нет, па, я не предала вас… это было…

Она была не в силах собраться с мыслями и, умолкнув снова, опустила голову.

– Это было – что? – спросил он. – Кто вы, Лилли? Невежественная крестьянка? Ба! Даже у крестьянских женщин существуют нравственные правила.

Он прошел по комнате, сдерживая свой гнев. Он еще крепче сплел пальцы заложенных за спину рук, и она в ужасе думала, не собирался ли он ее ударить.

– Ваша мать видит единственный выход, – заговорил он снова. – Вы назовете мне имя этого мерзавца, и, хотя я должен буду унизиться до признания того, что моя дочь не лучше любой уличной шлюхи, я буду говорить с его отцом. Я намерен заставить его немедленно жениться на вас. Вам ясно, Лилли?

Она молча рассматривала носки своих башмаков, и он гневно сказал:

– По-видимому, не хватает лишь одного. Ваша мать сказала мне, что вы отказались назвать ей его имя. Но мне вы его назовете и выйдете замуж в течение недели, ясно?