Бремя прошлого
Шрифт:
Это для нее не имело значения. Мэри Энн была готова пойти на какие угодно условия, лишь бы снова быть ближе к сцене, а не подавать кому-то каждое утро кофе и сок. В тот день шел проливной дождь, туфли ее протекли, а тонкое пальто промокло насквозь за те десять минут, которые ей понадобились, чтобы дойти до театра. Она сказала швейцару, что ей назначил встречу господин Роббинс, и в хлюпавших от воды туфлях, моргая от капель, стекавших с мокрых волос ей в глаза, направилась по указанному ей коридору в уборную господина Шеридана, где должна была встретиться с Роббинсом.
– Войдите, –
Мэри Энн открыла дверь и остановилась. С ее одежды на роскошный ковер стекали капли воды. У нее отнялся язык, когда она взглянула в глаза красивейшего из мужчин, каких ей когда-либо приходилось видеть.
– У вас вид, как у вытащенного из воды котенка, – весело сказал он. – Кто же вы, черт возьми, такая?
– Мэри Энн Ли, сэр, – ответила она, отчаянно пытаясь стряхнуть с волос капли воды и обдав его при этом брызгами.
В эту минуту в уборную ворвался Харрисон Роббинс, размахивая телеграммой.
– Мы убедили их, Нэд! – с ликованием воскликнул он. – Фроман согласился. Турне с полным шекспировским репертуаром. «Как вам это понравится», «Гамлет» и «Король Лир». Высшая категория оплаты, двенадцать самых лучших театров по всей стране, и в завершение турне – Бродвей! Самый лучший художник, костюмы из Милана и вам предстоит самому выбрать актерский состав. Ей-богу, старина, мы получили все, чего хотели. Наконец-то исполняется ваша мечта.
Нэд посмотрел на Мэри Энн и объяснил:
– Всегда говорили, что я не смогу играть роли в пьесах Шекспира. Теперь у меня появился шанс показать свои способности. Может быть, эту удачу принес мне промокший черный котенок, перебежавший дорогу.
– Она надеется получить работу, – смеясь, проговорил Харри.
– Она ее уже получила, – возразил Нэд, – став моим талисманом, приносящим удачу. И отправится с нами в шекспировское турне.
Он снова посмотрел на девушку, теперь более пристально, и добавил, думая при этом о Лилли:
– Кроме того, она напоминает мне девушку, которую я когда-то знал, давным-давно.
Как-то печально поведя плечами, он снова склонился над рукописью пьесы, словно забыв о Мэри Энн.
Так Лаки была принята в труппу Шеридана в качестве помощницы заведующей костюмерной, с привлечением иногда на немые роли. Постепенно Нэд Шеридан почувствовал, что его тянет к ней. Он говорил себе, что это просто потому, что она напоминает ему его ирландку Лилли – так же свежа, скромна и очаровательна, – но прошло немного времени, и они стали любовниками.
Мэри Энн поселилась в новой купленной Нэдом квартире, и ее амбиции были удовлетворены ролью его любовницы. Она была по-прежнему скромна, но ее знал весь Бродвей, а в театре все знали, что она любовница Нэда. Он не предлагал ей выйти за него замуж, хотя отчасти допускал возможность этого в будущем, но каждый раз, когда склонялся к этому, говорил себе: «Нет, в один прекрасный день я могу найти Лилли».
Он часто встречался с сыном Лилли, темноволосым замкнутым мальчиком, ничем не похожим на нее и никогда не проявлявшим ни к кому никакого расположения. Но найти Лилли Нэду по-прежнему не удавалось, хотя он, когда она исчезла, год с лишним держал для этого частного
Мэри Энн с Нэдом прожили вместе четыре года, и в тот вечер у него была очередная крупная премьера. Подготовка к новой роли не обошлась без волнений: ведущая актриса ушла из театра и только за неделю до премьеры была заменена темпераментной и малоизвестной Джулиет Скотт. Нэд мрачно спрашивал себя, не кончится ли этим спектаклем его успех, когда отправлялся на генеральную репетицию. Впервые в жизни он не ждал с нетерпением первого представления, и, что бы ни говорил Харрисон, дурное предчувствие отравляло ему весь день.
Хотя уже пахло весной и каштаны были усыпаны набухшими почками, а воздух напоен ароматом сирени, на Лилли Адамс была пелерина из золотистых соболей, когда она совершала свою обычную прогулку в карете по чарующим улицам Бэк-Бэй и Бикон-Хилл. Дорогой экипаж сверкал лаком ее любимого лилового цвета, а сиденье было обито светло-серой замшей. Одежда кучера была также серебристо-серой, и он правил парой превосходных, высоко вскидывавших ноги серых выездных лошадей.
Самыми трудными были осенние и зимние месяцы, когда ее муж был занят своими лекциями и встречами с коллегами. Даже когда он был дома, он безотрывно погружался в свои книги. Время от времени Джон Адамс приглашал к обеду приезжавших в Бостон иностранных ученых. Им не было известно, что свет подверг Лилли остракизму, и они ожидали увидеть в его доме гостей – грациозных молодых девушек в дорогих платьях и изысканных украшениях. Но на этих приемах никогда не было ни одной женщины, кроме хозяйки дома, которая оставляла их в библиотеке с бокалами портвейна и с сигарами.
Каждую зиму Лилли почти сходила с ума от скуки. К октябрю ее охватывало мрачное уныние, не покидавшее ее до июня, когда они отправлялись на все лето в Европу.
Лилли находилась в Бостоне уже восемь лет, из которых шесть была госпожой Джон Портер Адамс, и каждый год чувствовала свое одиночество острее, чем раньше. Она была замужем за культурным человеком, занятым собственными делами и, видимо, считавшим, что у нее есть своя компания, как у него самого, и что она совершенно счастлива, бесконечно перелистывая зимними вечерами книги, сидя у камина или вышивая очередную подушку для столовой, как это всегда делала его собственная мать. Разница была лишь в том, что его мать и отец любили друг друга.
Эти долгие зимы она жила письмами от своей сестры. Лилли посылала ей в ответ бесконечные страницы исписанной бумаги, во всех подробностях описывая свою жизнь как заполненную развлечениями и весельем, друзьями и покупками. Она выдумывала жизнь, которой на самом деле не было. Единственной правдой в ее письмах к сестре было то, что она замужем за богатым, добрым, старым человеком, что у них прекрасный дом в престижном районе Бостона и что через брак она породнилась с некоторыми из лучших старых семейств страны.