Бренна земная плоть. В аду нет выбора. Голова коммивояжера
Шрифт:
— Вы думаете? А полиция?
— Они больше сюда не придут. Однако, может быть, вы имеете в виду что-то еще?
Некоторое время Лайонел молчал, задумчиво глядя на Найджела, который почувствовал, что имя Мары Торренс готово слететь с его уст.
— Ванесса, — сказал Лайонел наконец. — Я хотел бы быть спокоен за нее.
— В каком смысле?
— Дженет делает все, что может, — уклончиво ответил юноша. — Но они не очень-то ладят друг с другом, как вы заметили. А мой отец… на первом месте у него работа. Кроме того, как раз рождение Ванессы
— Ей придется учиться на собственных ошибках.
— Во всяком случае, мне надо быть рядом с ней, пока не кончится вся эта заваруха, — сказал Лайонел, отвернувшись.
— Он не должен был бы задевать ее, так ведь?
— Ну как это может не задевать ее, — нетерпеливо возразил Лайонел, — когда полиция выставила кордон вокруг Плэш Медоу? Они торчали здесь целую неделю. Почему-то вбили в голову, что этого парня прикончили здесь в округе.
Он замолчал, будто ожидая ответной реакции. Когда ее не последовало, Лайонел взглянул ему прямо в лицо:
— Надеюсь, мы можем доверять вам?
— Доверять мне?
— Вы хорошо знаете, о чем я говорю, — резко ответил молодой человек. — Вы не должны быть пятой колонной.
— Я нейтрален. В данный момент. Я поклонник вашего отца.
— Он тоже вас ценит. Тем больше оснований, чтобы…
— Все вы, по-моему, пытаетесь тайком защищать его, — перебил Найджел. — Но судя по тому, каким я видел вашего отца, он сам может вполне за себя постоять.
— Вы так думаете? — Лайонел Ситон с бесстрастным видом пытался осмыслить неожиданное суждение. — Возможно, вы и правы. Но это не совсем в традициях нашей семьи.
— Ваш отец — поэт и настолько восприимчив к тому, с кем или чем имеет дело в данный момент, что каждый человек видит в нем отражение себя самого.
— Не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— Ну, возьмите Пола Уиллингема. Первое, что он сказал о вашем отце, — «хороший малый, спокойный, у него стадо гернсейских коров». Мистер Кили назвал его упорным, неунывающим. В семье считают, что Роберт Ситон — редкий хрупкий сосуд, который нужно оберегать.
— Вы хотите сказать, что он подчиняется каждому из существующих о нем представлений?
— Да, сначала неосознанно. Но потом почти намеренно воплощается в того, с кем имеет дело.
Молодой человек задумался.
— А кем он становится с вами?
— Криминалистом-любителем, конечно. Недавно, когда я описывал, как мог выглядеть тот человек, которого убили, он казался страшно возбужденным, на какой-то миг прямо-таки превратился в ищейку, взявшую след. Поразительно, он был абсолютно беспристрастен — сказал, что по описанию убитым мог быть его брат Освальд.
— Правда? Это правда? — Найджел мог бы поклясться, что Лайонел сказал это с восхищением. — А вот и Финни с чаем. Мой отец для него герой как-никак.
Найджел засмеялся:
— Мой любимый конек унес вас слишком далеко.
— Но Финни и есть герой. Однажды спас моего отца от быка. Стал у того на пути и отогнал палкой. Кто бы мог такое ожидать от этого чертенка? Силен как лев.
— Силен и молчалив. Он действительно немой?
— Насколько мне известно, да. А что?
— Когда я был здесь у вас в июне, ваша мачеха сказала, что Финни — шут, у которого много мудрого в словах. Вы помните?
— О, это все выдумки Дженет. Разве вы не слышали, как любая женщина говорит то же самое о своей любимой собаке?
— Понятно.
Финни Блэк приблизился, они замолчали. Карлик накрывал стол под каштаном без обычных ужимок и ухмылок. Он хмуро глянул на Найджела, на маленьком уродливом лице выступили капли пота, а в движениях не было обычной ловкости.
— Похоже, надвигается гроза, — сказал Лайонел, вытирая лоб. — Уф, она уже близко, не так ли?
Дверь дома отворилась. Появились Роберт и Дженет Ситоны. На миг Найджелу Стрэйнджуэйзу стало дурно: он увидел, что поэт несет под мышкой собственную голову.
— Хороша, не так ли? — сказал Роберт Ситон, осторожно кладя ее на стол.
Мара Торренс кое-что изменила в своей работе с тех пор, как Найджел видел ее в последний раз. Порочное выражение лица исчезло, но исчезла и живость изображения. Теперь это было очень близкое, но невыразительное сходство.
— Я позвоню в колокольчик, если мне еще понадобится кипяток, — сказала Дженет Финни Блэку, который дико уставился на скульптуру пристальным и недоумевающим взглядом. Уходя прочь, он несколько раз оглянулся.
— Тебе не надо было показывать это Финни, — сказал Лайонел. — Такое зрелище плохо подействует на него, особенно перед грозой.
— Ерунда, — ответил Роберт весело. — С какой стати? Вам нравится, Стрэйнджуэйз?
— Точно хорошая фотография.
Дженет Ситон перевела на него взгляд своих выпуклых глаз.
— Но душа отсутствует. Не так ли? Я целиком согласна с вами. Образчик добротного скучного реализма — не более. Как раз подойдет для Королевской академии искусств.
— О, ты не должна строго судить Мару, — засмеялся Роберт. — В конце концов, сама же ее и подзадорила добиваться большего сходства, хотя ей свойствен другой стиль.
— Тогда вовсе не надо было браться, — ответила Дженет Ситон осуждающе. — Вы интересуетесь, пластическим искусством, мистер Стрэйнджуэйз?
— Немного.
Эта женщина удивила его снова: она разразилась лекцией о безобразной скульптуре, мелькали такие выражения, как «кубические факторы», «абсолютный смысл», «плоскость», «объем», «упругость», «динамическое соотношение масс», «бессознательное равновесие»…
Когда Дженет закончила свою речь, наступило уважительное молчание, нарушенное наконец словами мужа: