Брешь
Шрифт:
ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ОБЪЕКТА: Отсутствует.
ОГРАНИЧЕНИЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ:
(1) Не воздействует на большинство объектов из Бреши. По последним (на 16 ноября 2008 г.) данным испытаний, успешному дублированию подверглись только пять нижеперечисленных объектов: Объект 0001 (Тяжелая тряпица), Объект 0004 (Черепок), Объект 0012 (Колпачок), Объект 0028 (Летучая проволока), объект 0051 (Инерционная планка).
(2) Живые существа могут подвергаться копированию, но во всех проведенных к настоящему моменту опытах копии появлялись уже мертвыми. При вскрытии никакой конкретной причины смерти не обнаруживалось. Подопытные
Когда Трэвис закончил чтение документов, Пэйдж открыла ноутбук и развернула к нему экраном.
— Здесь тестовый материал по последнему объекту, захваченному Пилгримом, — пояснила она. — Он не уникален, за время существования Бреши таких появилось уже четыре. Один из них у него. Это, конечно, не «Шепот», но вещь в своем роде сильная.
Она запустила видеоплеер, и на экране появилась абсолютно белая комната с металлической клетью размером не больше обезьянника-одиночки для пьяниц в каком-нибудь захолустном полицейском участке. На экране появился лысеющий мужчина лет сорока, державший в руках оранжевый куб дюймов примерно шести в поперечнике. На нем имелись какие-то знаки, вытравленные черным символы, которые, из-за того что камера находилась далековато, было не разобрать. Впрочем, это не имело значения: Трэвис сразу понял, что это не те письмена, которые он видел на стене Пэйдж. И уж конечно же, вовсе не английский.
— Сегодня 4 октября 1986 года, — произнес лысеющий мужчина. — Видеодемонстрация объекта 0205 «Арес».
С кубом в руках он вошел в клетку, закрыл дверь, запер ее с внутренний стороны и принялся манипулировать с символами, перемещая их по поверхности куба. Видимо, чтобы расположить в определенном порядке.
Камера сместилась назад, открывая более широкий обзор, что позволило увидеть с дюжину зрителей, сидевших перед клеткой на стульях. Ближайший из них находился футах в десяти. Народ был разный: мужчины и женщины, молодые и средних лет, одеты обыкновенно. В них не было ничего особенного, если не считать возбуждения. Должно было произойти нечто интересное, и они это знали.
Мужчина в клетке завершил свои непонятные манипуляции, и куб вспыхнул так ярко, что это превысило порог чувствительности камеры, отчего помещение словно бы погрузилось в сумрак. В тот же миг все зрители, кроме троих, резко вскинулись, глядя на человека в клетке с видом, похожим на изумление. А потом как один вскочили со своих стульев и бросились на него с пылом игроков в бейсбол, вознамерившихся выбить все дерьмо из представителя команды противника. Одни с разбегу налетели на клетку, словно пытаясь проломить ее своим весом; другие просовывали руки сквозь прутья, силясь дотянуться до человека внутри; третьи, вцепившись в решетку, трясли ее. Несколько человек, отступив, стали бить ногами по двери, надеясь сломать запор. Попади они внутрь, находившийся там человек был бы попросту разорван в клочья; в этом не было ни малейших сомнений. Характер движений этих людей позволял понять, что сам оранжевый куб их не интересовал: они рвались внутрь не для того, чтобы разрушить или отобрать его. Объектом их ярости был державший куб человек, до которого они и пытались добраться всеми возможными средствами. Одни садились на корточки, стараясь дотянуться до его ног, другие лезли на клетку, чтобы, просунув руки сверху, нанести удар по голове. Они хотели убить его, всего-то-навсего.
Однако, если не считать этой беспричинной ярости, все в их действиях оставалось на удивление нормальным. Не было никаких признаков превращения их в бесчувственных, подвластных манипуляциям марионеток, или какого-то звероподобного состояния сознания. Ничего похожего. То были просто чертовски разъяренные люди, жаждавшие дорваться до объекта своей ярости. Мощный выброс адреналина не помешал двоим
Мужчина в клетке взирал на все это окружавшее его буйство без малейшего удивления. Он походил на морского биолога, находившегося в клетке среди акул.
Взгляд Трэвиса вернулся к стульям, на которых, как ему запомнилось, осталось трое зрителей. Это были люди, сидевшие дальше всего от клетки и от оранжевого куба.
Создавалось впечатление, будто у объекта имелся ограниченный радиус действия и они просто оказались за его пределами. Один из сидевших смотрел вверх: его взгляд привлекало нечто, находившееся за пределами экрана. Потом он кивнул, видимо в ответ на какую-то услышанную реплику, встал и сделал один шаг в направлении клетки. Глаза его сузились от злобы, челюсти сжались, а спустя секунду он уже бросился вперед, атакуя решетку вместе с остальными.
На этом видео закончилось.
— Я правильно понимаю, — промолвил Трэвис, — что эта штуковина как ничто другое выводит людей из себя?
— Тут имеет место какое-то воздействие на те базовые структуры мозга, откуда поступает команда «сражаться или бежать». В данном случае индуцируется ярость. Куб осуществляет два действия. Первое обозначает любого двуногого, находящегося в пределах двух футов от него, как мишень. А второе воздействует на всех, находящихся в пределах следующих двенадцати футов, пробуждая в них агрессию и обращая ее против этой мишени.
— Бьюсь об заклад, кому-то в «Пограничном городе» это знание обошлось дорого, — промолвил Трэвис.
Пэйдж кивнула, глядя в сторону. Трэвис предпочел не надоедать ей выяснением деталей.
— А что-нибудь по-настоящему хорошее из этой Бреши когда-нибудь вываливалось? Скажем, мгновенный генератор щеночков или что-то в этом роде? — поинтересовался он.
Пэйдж улыбнулась:
— Да не все так уж плохо. Если мы проживем следующие тридцать шесть часов, непременно покажу вам всякие славные вещицы.
Где-то над Гринфилдом Трэвис откинул кресло, решив отдохнуть. Через несколько минут он уже спал.
Пэйдж смотрела на него.
Спустя мгновение ей стало неловко, и она отвела взгляд, хотя в отсеке больше никого не было и видеть ее никто не мог.
Тому, что она чувствовала в отношении этого человека, Пэйдж не доверяла, и для такого недоверия у нее имелись все основания. Начать с того, что все ее чувства были непомерно обострены чрезвычайными обстоятельствами. Этот человек спас ее, причем не только спас жизнь, а избавил от ужасающих мучений: явился ниоткуда, в грохоте и пламени выстрелов, отбил у врагов, доставил, несмотря на все трудности, за пятьдесят миль и передал своим. Ее собственные воспоминания об этом броске через горы, отрывочные по причине частой потери сознания, почти не сохранили моментов, когда она шла с ним рядом: похоже, большую часть проделанного пешком пути он пронес ее на руках, словно дитя. Отчасти это просто бесило, да и как может порадовать подобная беспомощность человека, прошедшего усиленную подготовку по программе военного спецназа? Но на это накладывалось и другое ощущение, с которым Пэйдж ничего не могла поделать: ей было приятно, что ее несут на руках. Иррациональное ощущение, возникавшее на глубинном уровне и связанное с инстинктами уязвимости и безопасности. Просто с ним она чувствовала себя в безопасности.
А потом еще и поцеловала его. Господи, ну это-то ей зачем понадобилось? Не было никакой реальной необходимости в настоящем поцелуе. Он все устроил как надо, так, что с вертолета они и без этого выглядели вполне естественно. Вспоминая этот момент, Пэйдж испытывала сильное искушение списать все на беспамятство, но, будучи честна перед собой, не могла не признать, что как раз тогда находилась в полном сознании. Винты вертолета исполнили роль превосходного будильника.
Она снова посмотрела на него. Сонное посапывание, свет солнца, падающий на грудь, размеренное, колышущее складки на рубашке дыхание.