Бретонские легенды

Сборник

– Не так уж дорого. За них платят собственной шкурой… После смерти.

– Платить своей душой?

– Душой? В такие вещи можно верить, только когда еще учишь Закон Божий!

Рене взглянул на приятеля. Послушаешь его – и можно подумать, будто это сам бес из Дисплег принял образ портного, чтобы искусить Рене. Рене дрожал, но не от холода: на лбу у него выступил пот.

– А почему, – спросил он, – ты вот бедный, а не делаешь… того, на что меня толкаешь?

– Я уже старый. Это хорошо для таких, как ты, для молодых, которым хочется пожить без забот.

– Нет,

это все-таки страшное дело.

– Ну делай как знаешь. Только смотри, как бы дочь Симона не ушла вместе со всеми ее деньгами к другому, пока ты думать будешь.

Они уже подходили к дому, когда портной стал прощаться:

– До воскресенья!

Дома Рене лег спать, не поужинав. Всю ночь ему снились страшные сны. А утром, когда он встал, чтобы идти работать в поле, мать спросила, не заболел ли он часом.

– Нет, нет, – ответил Рене.

– А я, – засмеялась его сестра, – вчера, когда доила коров, слышала какой-то шум около Дисплег. Может, ты там беса повстречал?

– Беса! – Рене тоже засмеялся. – Было слишком холодно, чтобы он вылез из своего логова.

Если бы так! Именно с бесом из Дисплег он и разговаривал накануне, ведь портной Фанш Торшенн и был тот самый бес.

* * *

В следующее воскресенье был крестный ход около маленькой часовни на берегу моря. Часовня называлась Плувор и стояла около аббатства, которое называлось точно так же и находилось в четырех или пяти лье от Кервезена.

Со всех сторон туда стекалась молодежь, прежде всего для того, чтобы поклониться Святой Деве в ее часовне, ведь тамошняя Богородица прославилась тем, что спасла много кораблей и жизней моряков, которые рисковали навсегда остаться в море. Да кроме того, и сам крестный ход был очень красив: туда верхом приезжали господа, разодетые, как сейчас уже не одеваются. Монахи и открывали большие ворота аббатства, и ставили столы во дворе, под сенью дубов, и всякий мог после церковной службы и поесть и попить даром. Неудивительно, что на крестный ход собиралось много народу, а особенно молодежи.

Фанш Торшенн и Рене тоже пришли туда. Портной чуть ли не силком затащил Рене на праздник, когда с утра зашел за ним домой. Рене упирался, но у портного уже было кое-что на уме.

Да и мать Рене, видя, что сын ходит грустный уже несколько дней, стала выпроваживать его на крестный ход, чтобы он там хоть немного развеялся.

– Вот это, – сказала она, чтобы разом решить дело, – дар для Девы Марии. Давай одевайся быстренько, Фанш уже устал тебя ждать.

Так силком вытащили Рене на крестный ход. Однако портной, которому так не терпелось выйти из дома, в дорогу вовсе не торопился. Он еле плелся, замедлял шаг, так что к часовне они пришли, когда служба уже подходила к концу.

Оба они быстро смешались с толпой и пошли есть и развлекаться.

Какой-то монах разливал богомольцам суп, раздавал хлеб, мясо и наливал сидр.

– Кушайте, дети мои, скоро на вечерней службе мы с вами еще попоем!

– Да, да, отец мой, – сказал портной, – нас не надо уговаривать

ни поесть, ни попеть.

Отойдя поодаль, портной шепнул Рене:

– Половник-то у него длинный, а ум короткий!

– Смотри, дочь Симона там…

Рене больше и слова проронить не мог. Портной усмехнулся.

– Пойдем, – позвал его Рене, – мне нужно поглядеть на нее.

Он резко поднялся из-за стола. Портной прихватил свой кафтан и пошел вслед за Рене в толпу, чтобы удержать его, если тот захочет слишком быстро решить дело.

Вокруг аббатства толпилось множество людей, одни из него выходили, а другие только еще шли туда, чтобы набить животы.

Возле часовни, до самого моря тоже была толпа. Богатые ставили красивые палатки. Там блистало золото и серебро конских сбруй и людских украшений.

Конюхи и слуги сновали туда-сюда, кто крутился возле лошадей, кто – вокруг господ. Смех доносился из палаток.

Народ снова начал собираться толпой. В этой толпе Рене увидел тех, кого искал: девушку и ее воздыхателя. Весь надутый от гордости, молодой человек угощал ее у какой-то лавки.

Рене вспомнил, что у него в кармане лежат три гроша, которые он собирался потратить на празднике. Но далеко ли уйдешь с тремя грошами? Да и то, когда он посмотрел внимательно, оказалось, что в кармане у него всего один грош, ведь по дороге он выпил кружку сидра и угостил портного. «Может, у портного и найдутся деньги? – подумал он. – Десяти–двенадцати грошей до конца дня вполне хватит».

– Фанш, – прошептал он на ухо приятелю, – у тебя не найдется денег дать мне взаймы?

– Найдется, а как же! Если хочешь, могу дать тебе шесть грошей.

– Только шесть! Ну ладно, давай сколько есть.

– А кстати, тебе же сегодня утром дала денег мать.

– Да, для пожертвования.

– Сказал тоже! Деньги для монахов! Что будут делать монахи с твоими четырьмя реалами? А тебе, представляешь, сколько удовольствия эти денежки доставят!

Говоря это, портной посмеивался, а Рене не знал, что и ответить.

– Мне нужно как-нибудь так устроить, чтобы поговорить с ней.

Он старался попасться на глаза девушке, а сам думал: «Тот-то небось уже все из своего кошелька выгреб. Если выложу перед ней эти четыре реала – он еще не решался говорить про себя "мои четыре реала", – она точно пойдет со мной».

Как он думал, так и случилось. Увидев серебряную монету, девушка распрощалась со своим поклонником, и весь остаток дня Рене, румяный от удовольствия, приосанившийся, водил ее от одной лавки к другой.

Стоит ли говорить, что скоро-скоро ничего не осталось ни от денег портного, ни от денег Девы Марии. Вечером Рене проводил девушку до дому. Там его приняли хорошо, ведь родители узнали от дочери, как она провела день. И все-таки, когда наступила ночь и Рене пошел обратно в Кервезен, ему было невесело.

– Хорошо ты денек провел, – сказал ему портной.

– Хорошо, по-твоему?

– А чем плохо? Лучше и не бывает. Если и дальше так продолжать будешь, то скоро в Кервезене свадьбу сыграют.