Брежнев
Шрифт:
Насколько известно, Леонид Ильич и Виктория Петровна никогда не ссорились. Он был хорошим семьянином, очень переживал из-за дочери и сына. Но дома у него не было собеседников, не с кем было поговорить. Он стремился в Завидово, чтобы вырваться из дома и не слышать ни о каких проблемах. Здесь собирались люди, среди которых он чувствовал себя комфортно. Охотничий заповедник стал его вторым домом. Он уезжал туда днем в пятницу, а на дачу возвращался в воскресенье вечером.
В Завидове, пишет Карен Брутенц, зашел разговор об Олимпийских играх в Москве: «Кто-то стал напористо доказывать, что это „не ко времени“, в стране столько проблем, а придется
Рассуждения произвели впечатление на Леонида Ильича. Он пошел кому-то звонить. Но, вернувшись, сказал:
– Поздно. Мы уже дали обязательство. Игнатий сорок с лишним стран объехал.
Игнатий Трофимович Новиков учился с Брежневым в Днепродзержинском металлургическом институте. Он был замом Косыгина и председателем Госкомитета по строительству. С 1975 года был председателем организационного комитета Олимпийских игр в Москве…
Но в основном в Завидове Брежнев отдыхал. Вечером, вспоминал Вадим Печенев, Леонид Ильич смотрел кино. Сначала демонстрировали «Альманах кинопутешествий», который так нравился Брежневу. Затем показывали какой-нибудь фильм. Рядом садилась уравновешенно-благожелательная Галина Дорошина. Она давала пояснения, если Брежнев чего-то не улавливал. С другой стороны устраивался руководитель группы консультантов отдела ЦК по связям с социалистическими странами Николай Владимирович Шишлин.
– Николай! – звал его Брежнев. – Садись тут рядом, кури!
Шишлин дымил весь сеанс, Брежнев с удовольствием вдыхал табачный дым.
В последние годы Шишлин и Блатов регулярно ездили вместе с Брежневым в Крым, где тот отдыхал летом, составляли вполне разумные записки, поступавшие в политбюро от имени генерального секретаря.
В первых числах января 1981 года в Завидове Печенев участвовал в работе над отчетным докладом ЦК КПСС XXУ1 съезду партии.
За длинным столом сидела обычная бригада. Сам Брежнев в шерстяном полуспортивном костюме устроился с края. Проект доклада читали вслух. Перед ним лежала копия текста, отпечатанная на специальной мелованной бумаге крупным шрифтом.
В проекте доклада говорилось о коррупции в здравоохранении. Брежнев спросил:
– Неужели это правда? Неужели до этого докатились?
Помощники подтвердили, что дело обстоит именно так, а Александров-Агентов добавил:
– Знаете, Леонид Ильич, даже в ЦКБ есть твердо установленная такса – сколько за какую операцию давать «на лапу».
Брежнев удивленно покачал головой, и чтение продолжилось. В окончательном варианте текста этот пассаж отсутствовал – его вычеркнули Суслов и Андропов.
Брежнев плохо представлял себе ситуацию в государстве, хотя, казалось, был самым информированным человеком. Но он искренне полагал, что советский народ идет к коммунизму. Читал «Правду» и верил, что как написано, так оно и есть.
Леонид Ильич плохо слышал. Галина Дорошина, стенографистка, которую назначили консультантом общего отдела ЦК, терпеливо повторяла, если Леонид Ильич чего-то не расслышал.
Прямо перед Леонидом Ильичом стоял белый аппарат спецкоммутатора. Время от времени он поднимал трубку и просил соединить с кем-либо из членов политбюро, а то звонил жене:
– Алло! Позовите, пожалуйста, Викторию Петровну. Телефонистки спецкоммутатора немедленно находили ему нужного человека.
«В Москву нас до окончания работы не пускали ни в субботу, ни в воскресенье, – рассказывал Виктор Афанасьев. – Территория хозяйства бдительно охранялась. Кто-то, балдея
Я пошел бы, я пошел за поворот.
Я пошел бы, я пошел за поворот,
Но девятка, но девятка не дает.
«Девятка» – это 9-е управление КГБ, обеспечивающее безопасность важных государственных объектов, а также особ высокого ранга…
Как-то мне до чертиков надоело «балдеть в Завидове», я расхрабрился и пошел к генеральному. Будучи майором запаса, обратился к нему так:
– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите отбыть на сутки в увольнение?
Брежнев отечески улыбнулся:
– Небось, выпить захотелось? Ну, иди».
Брежнев уже утратил вкус ко многим радостям жизни. Сам он не пил, поэтому и другим не наливали. И все же как-то раз Николай Шишлин, к которому Леонид Ильич прислушивался, уговорил его поставить на стол спиртное. Официанты принесли «Московскую», Леониду Ильичу налили чешского пива.
По такому случаю Анатолий Иванович Лукьянов, в ту пору начальник секретариата президиума Верховного Совета СССР, сочинил стишок:
Как-то вечером Шишлин
Подбивал под водку клин,
И при нонешном размахе
Всем досталось по рюмахе,
В том же духе продолжай,
Чудотворец Николай!
Даже день рождения Леонид Ильич иногда проводил не на даче с семьей, а в Завидове в привычном кругу.
Так, 19 декабря 1975 года, вспоминал Брутенц, Брежнев предпочел остаться в Завидове, заметив, что «Дима (то есть Устинов) болен, а Андрей (Громыко) в отъезде». Домой он лишь заскочил (на вертолете) накоротке днем. С семи до двенадцати вечера за столом с Брежневым сидели шесть международников из ЦК, егерь, двое охранников. Все произносили тосты за здоровье именинника.
Черненко прислал список поздравивших Леонида Ильича и письма трудящихся, вспоминал присутствовавший там Черняев. Леонид Ильич с удовольствием их зачитывал: один предлагал сделать Брежнева пожизненным генсеком, другой требовал присвоить ему звание генералиссимуса…
Болезнь и неограниченная власть привели к деградации Брежнева как политика и как человека, писал много лет наблюдавший его вблизи Александр Бовин. Он перестал контролировать себя, утратил способность самокритики, всерьез воспринимал славословия. Когда заболел, проявились неприятные черты характера – подозрительность, готовность верить сплетням, желание покрасоваться, фантастическое тщеславие.
Удовольствие он стал получать от того, что прежде не было для него таким уж важным – от подарков. Он обожал машины. Ему дарили автомобили, и он радовал близких машинами. Зятю, Юрию Чурбанову, презентовал «Рено-16».
К семидесятилетию Брежнева в декабре 1976 года выпустили новую «чайку» (ГАЗ-14). Первый автомобиль для Брежнева выкрасили в темно-вишневый цвет.
Он любил ездить на бешеной скорости. Острые ощущения, возможно, помогали ему приободриться, выйти из полусонного состояния, в которое его вводили успокоительные препараты. Работавший в программе «Время», главной информационной программе той эпохи, Дмитрий Дмитриевич Бирюков вспоминал, как в конце 1970 года в студию на Шаболовке приехал Леонид Ильич, чтобы посмотреть запись первого новогоднего поздравления советскому народу. Брежнев сам сел за руль и примчался на Шаболовку на сером спортивном «мерседесе». За ним следовала охрана на «чайке».