Бригада: Металл и воля
Шрифт:
— Задумали не торговать — поискать золото, — признался Док. — Вот только не знаем, как это делается…
Он словно издевался над собой, высмеивал своё желание обогатиться. Годами в его голову вдалбливали несуразные понятия: богатство — позорное явление для советского человека, оно связано с эксплуатацией. Пролетарское происхождение, бедность, даже нищета достойны уважения. Ату богачей! Бей их! Грабь награбленное! Экспроприируй нажитые капиталы!
Наверно, Афанасий Никитич понял скрытую издёвку Ватсона. Ответил в
— Проще пареной репы. Бери в зубы лоток и рысью беги к речке. Она — неподалёку, верст двадцать от нашего посёлка. Насыпаешь в лоток землицы, поболтаешь его в воде. Точно, как в нашей житухе: грязь всплывёт, а золотишко осядет. Собирай его в пакетик и тащи домой. Много не обещаю, а пару граммулечек в день всенепременно добудете.
Похоже, беседа о предполагаемом обогащении угнетала и Федю, противоречила его взглядам на жизнь. Что такое богатство? Мусор, навоз! Не зря говорят в народе: деньги — навоз, сегодня пусто, а завтра — воз. Гораздо выше и чище душа человека, его вера в Бога, его любовь к окружающим его людям.
Хочу спросить, — поспешно опередил он Злого, уже раскрывшего рот. Выдаст, не дай Бог, очередную пошлятину, что подумают о них бородач и его внучка? — Как вы вдвоём управляетесь со своим хозяйством? Живность, сад, огород — уму непостижимо!
— Трудно, конечное дело, но Бог миловал — соседи помогают…
В переводе — батраки, с неожиданной злостью подумал Белов. И тут же принялся оправдывать полюбившегося ему деда. Ничего позорного, привлечение обычного наёмного труда. Это раньше твердили: эксплуатация богачами бесправных трудяг, изъятие из их карманов, так называемой, прибавочной стоимости. Знакомые словосочетания, отжившие понятия. Сейчас главное — во время получать приличную плату за труд…
— Скажите, в посёлке все жители занимаются поисками золота или есть другие — скотоводы, земледельцы?
— Не лукавь, паря! — прикрикнул хозяин «имения». — Другое спросить хочешь. Внучка тебе уже всё разобъяснила, могу повторить. Чечены и братки живут не лучше кошки с собакой. Того и гляди — кровь потечёт. А мирных трудяг — раз, два и обчёлся. Вот мне и приходится крутиться между ними — уговаривать, увещевать, а где и грозить ОМОНом… Накликал — сызнова заявились! Ярка, быстро — в свою комнату! Затаись там, как мышь в норе!
Девушка пренебрежительно качнула головой, но перечить деду не стала — ушла.
Настежь распахнув дверь, в горницу вошли три вооружённых кавказца. Впереди — Омар, следом — Муса и Джамаль. Не поздоровались, не вытерли о половик грязные ноги — будто ввалились не в чисто убранную горницу — в хлев.
— Не отворачивайся, Белый — узнал! — Омар предупреждающе качнул стволом автомата. — Еще там, в поезде. Побазарим?
— А ты кто такой, чтоб — базарить? — вскочил Витёк. — На родню хозяину не похож, гости здороваются.
— Заткнись! — злобно оскалился Омар. — Муса, возьми
Ватсон усмехнулся, погладил густые усы. Поразительное сходство с морским врачём и, одновременно, певцом, звездой российской эстрады доставляло ему немало удовольствия и неприятностей. Однажды, бомжи из Карфагена пристали к нему: спой что-нибудь под гитару! А Док — полный профан и в вокале, и вообще в музыке. С трудом отбился.
— Не трусь, Белый, мочить не стану. Милостивый Аллах запретил… Пока запретил, — с нескрываемой угрозой прошипел он. — Учти, гяур, ты — под прицелом. Как на зоне: шаг вправо, шаг влево — стреляют на поражение. Усёк, неверный?
— Понял, господин Бармалей из детской сказки про чертей, — Саша рассмеялся и безмятежно почесал спину. Заодно, пощупал рукоятку пистолета. Он легко мог бы перестрелять наглых бандитов, но после амнистии дал себе твёрдое слово: оружие применять только для самозащиты, когда другого выхода не будет. — Что угодно вашему сатанинскому высочеству?
— Погляди, Муса, он ещё и шутит? — с некоторым уважением промолвил араб. — Когда резать станем, тоже шутить будешь? Посмеёмся оба… Сидеть!
Потерявший терпение дед Афоня приподнялся. Оглушить главаря, схватить его автомат и… Нет, не успеть. Пройдутся, злыдни, по горнице очередями и она превратится в морг…
— Сидеть придётся тебе, Омар, — Белов с притворной доброжелательностью «пожалел» будущего зека. — Долго придётся замаливать свои грехи, — с хрустом надкусил он румяное яблоко.
Издевается, неверный! Забыв про обещание которое он дал Литвиненко, про предстоящую разборку с братками, вообще обо всём, араб вскинул автомат. Одна, всего одна очередь решит все проблемы!
— Опусти оружие! — на пороге — Ярослава с двухстволкой, направленной в его живот. — В стволах — жаканы, рассчитанные на медведя, — предупредила она. — Шевельнёшься — ливер разворочу!
И выстрелит же, дочь Шайтана! Он покосился на телохранителей. Почему они не стреляют? У одного ствол опущен, у второго, вообще, болтается за спиной. Заколдовали их сдобная гяурка, что ли? Ну, погодите, удастся остаться в живых, он накажет бездельников. Так накажет, что небеса содрогнутся от ужаса.
Омар опустил автомат.
— Зачем жаканы? Я пришёл с добром…
От твоего «добра» у меня синяки на руках… Вон из дома, нелюди, пока я не разозлилась!
Успокойся, голубка, сейчас уйдём…
Ещё в поезде сбежавший из фээсбэшного узилища посланец самого Хоттаба положил глаз на сдобную тёлку. Разве мало было у него более серьёзных проблем. чем блаженствовать в объятиях русской бабы? Разум предупреждал об опасности, мужские эмоции говорили совсем о другом. В тамбуре восторжествовали «эмоции».