Брик-лейн
Шрифт:
— Да, у нее есть дочь. Ты видела ее. Она была здесь как-то, когда ты приходила. В школьной форме: в коричневом джемпере и серой юбке. Помнишь? Но она здесь больше не появится. Ее отправили домой.
— Чтобы она замуж вышла?
— Конечно, чтобы вышла замуж и жила в деревне.
— А как же школа?
— Ей исполнилось шестнадцать. Она умоляла разрешить остаться и сдать экзамены… — Разия замолчала и сложила ноги вместе. — Понимаешь, — быстро заговорила она, — с братцем проблемы, и родители пытаются спасти дочь. Такие дела. Теперь она никуда не сбежит и не выйдет замуж по любви.
Назнин положила руку
— Отопление не работает. Муж звонил в районный совет, но так никто и не пришел. — Разия пожала плечами и показала на электрическую печку с двумя конфорками в углу. — Пока вот так.
— Моя сестра вышла замуж по любви. — Назнин посмотрела на кружево мороза на стекле.
— Подожди, — перебила Разия и поднялась. — Я сейчас посмотрю, как там дети. А потом буду тебя слушать. С самого начала.
Назнин рассказала все. О Хасине, о ее лице сердечком, о губах цвета граната и влажных глазах. О том, как все смотрели ей вслед, и женщины, и мужчины, и дети, даже когда Хасине было всего шесть лет. Как старухи, когда Хасине исполнилось одиннадцать, говорили, что такая красота до добра не доведет. Мама плакала и причитала, что не виновата. Папа мрачнел и отвечал, что наоборот, и мама плакала еще сильнее. И действительно, от красоты были сплошные неприятности, и никто не ожидал, что брак сестры по счастливой случайности окажется удачным.
— У мужа Хасины первоклассная работа в железнодорожной компании.
— Дети есть?
Назнин не отвечала. Возможно. Хасина занята и поэтому не пишет. Может, она написала, что ждет ребенка, может, письмо потерялось и у нее нет времени написать еще одно.
— Может быть. Да, вполне возможно, — ответила Назнин и хотела добавить что-то еще, но не стала.
Разия слушала невнимательно. Больше вздыхала:
— Как романтично.
Она выпрямила спину и притворилась, что шарит в рукавах воображаемой кофты, достает платок и сморкается.
— «Когда я была молодой, — сказала она как можно жестче, и слова полетели, как дротики из трубки, — у нас такой чепухи не случалось. Мама увезла меня из родной деревни в паланкине. Четыре носильщика несли нас к деду по матери. Мы были в дороге шесть часов. Если бы кто-то осмелился открыть занавеску и хотя бы мельком заглянуть внутрь, этого человека бы…» — Разия издала сдавленный крик и прошлась пальцем по горлу.
Назнин
— Бедная миссис Ислам. Не надо над ней смеяться.
— Бедная миссис Ислам, ну ничего, — сказала Разия, опуская глаза, — так романтично.
Дочь позвала ее из спальни, и Разия поднялась.
— А Шефали по любви выйдет только через мой труп.
Изо дня в день молитва, изо дня в день работа по дому, изо дня в день встречи с Разией. Мыслям надо успокоиться. Сердцу не биться от страха, не биться от желания. Когда это удавалось, Назнин забывала о сестре. Если что-то нужно, просила у мужа. И все откладывала разговор. Вместо этого:
— Кровать слишком мягкая. У тебя спина не болит?
— Нет.
— Тебе на ней не слишком мягко?
— Нет.
— Хорошо.
— Я делаю набросок.
— Дай-ка посмотрю. Что это?
— План дома, который я построю в Дакке. Как тебе?
— Что тут сказать? Я всего лишь деревенская девушка и ничего не знаю о больших домах.
— Думаешь, слишком большой?
— Я ничего не знаю ни о домах, ни о кроватях.
— Что не так с кроватью? Тебе слишком мягко?
— Ничего страшного.
— Скажи мне, если у тебя от нее спина болит.
— Ничего страшного.
— Ответишь ты мне или нет?
— Все в порядке. Я могу спать на полу.
— Это совсем уже смешно.
— У меня есть матрас. Нам, деревенским девушкам, на нем привычнее. И когда рождается ребенок, он спит с матерью на полу.
— Что? Так ты?..
— …
— Ты?
— Да.
— Почему ты не сказала?
— Вот говорю.
— Это точно?
— Я ходила к доктору Азаду. Меня водила миссис Ислам.
— Ха. Ха. Отлично. Ха.
— Я разложу матрас в гостиной. Для него в спальне не хватит места.
— Чепуха. О чем ты говоришь, какой матрас? Я тебе другой куплю. Засуну туда кирпичей, если попросишь.
— Что ж. Мне ничего не нужно. Если хочешь, покупай.
— Договорились. Как насчет прудика вот здесь — сейчас нарисую. И за домом бунгало для гостей.
Он послюнявил кончик карандаша и нарисовал.
— Теперь я точно получу повышение, больше нельзя с ним тянуть. Скажу, так и скажу мистеру Дэллоуэю: «Послушайте, у меня будет сын. Я скоро стану отцом. Дайте мне нормальную работу, для настоящего мужчины, для отца». А если меня не повысят, пошлю его ко всем чертям.
Письмо пришло через неделю. Сердце подскочило и ударилось. Она даже не пыталась успокоиться.
Глава третья
Назнин подала мужу обед: остатки курицы между двумя кусочками белого хлеба. Он положил обед в портфель, застегнул куртку, натянул капюшон. Капюшон большой, отороченный белым мехом. Сбоку лица не видно. В нем Шану очень похож на кровельную черепаху. Назнин смотрела ему вслед из окна: зеленый панцирь, черные ножки торопливо бегут по асфальту. Дама с татуировками до сих пор в ночной рубашке. Прикурила новую сигарету от окурка предыдущей, не давая погаснуть священному огню. Пухлая, как ребенок. На руках пышные каскады плоти; кисти кажутся крохотными. Пухлая бедная женщина. Загадка. В Бангладеш быть бедным и пухлым так же невозможно, как быть богатым и голодным. Назнин помахала ей рукой. Надела кофту, взяла ключи и вышла из квартиры.